Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

фонарем. – Собственно говоря, вас надо отправить в тюрьму, небось сами знаете! Переход границы запрещен! Но к чему вас еще и кормить! Кругом – марш! Назад, в Чехословакию. Но зарубите на носу: в следующий раз будем стрелять!

      Керн вынул из колючих кустов свой чемодан. Потом все четверо в молчании гуськом пошли обратно. За ними шли жандармы с карманными фонарями. В этом было что-то призрачное: самих конвоиров не было видно, а только белые круги от фонарей, как будто их, четверых, взяли в плен и гонят назад привидения – голоса и свет.

      Световые круги остановились.

      – Марш вперед, вон туда! – приказал грубый голос. – Кто вернется, того застрелим!

      Четверо шли дальше, пока свет не исчез за деревьями.

      Керн услышал позади себя тихий голос мужа выдавшей его женщины.

      – Простите… она была сама не своя… простите… она, конечно, уже сейчас сожалеет…

      – Мне все равно, – сказал Керн, не оборачиваясь.

      – Поймите же, – шептал мужчина, – это испуг, это страх…

      – Как не понять! – Керн обернулся. – Что до прощения – оно мне слишком тяжело дается. Лучше я забуду.

      Он остановился. Они находились на небольшой поляне. Другие тоже остановились. Керн лег на траву и подсунул под голову чемодан. Остальные пошептались между собой. Потом женщина выступила на шаг вперед.

      – Анна! – сказал мужчина.

      Женщина подошла к Керну и встала перед ним.

      – Не угодно ли вам провести нас обратно? – спросила она резко.

      – Нет, – ответил Керн.

      – Ах вы… это вы виноваты, что нас поймали! Мерзавец!

      – Анна! – сказал мужчина.

      – Оставьте, – сказал Керн. – Всегда полезно высказаться до конца.

      – Вставайте! – заорала женщина.

      – Я остаюсь здесь. Вы можете поступать, как вам угодно. Сразу же за лесом налево – тропа к чешской таможне.

      – Жидовское отродье! – заорала женщина.

      Керн рассмеялся.

      – Только этого не хватало!

      Он видел, как бледный мужчина в чем-то шепотом убеждал остервеневшую женщину и оттеснял ее прочь.

      – Он наверняка вернется, – всхлипывала она. – Я знаю, он вернется и перейдет на ту сторону. Он должен нас провести… Это его долг…

      Мужчина медленно уводил женщину к лесу. Керн потянулся за сигаретой. И тут он заметил, что в нескольких метрах от него возникло что-то темное, словно из-под земли вынырнул гном. Это был старый еврей, который тоже успел улечься в траву. Он приподнялся и покачал головой.

      – Ох уж эти гои!

      Керн ничего не ответил. Он зажег сигарету.

      – Вы останетесь здесь на ночь? – мягко поинтересовался еврей спустя некоторое время.

      – До трех. В три – самое лучшее время. Если никто не проходит, они устают.

      – Можем подождать, – дружелюбно сказал старик.

      – Это далеко, и кусок дороги теперь придется, наверное, проползти, – ответил Керн.

      – Ничего. Можно поиграть себе в еврейского индейца на старости лет.

      Они сидели молча. Постепенно на небо пробились