Кваздапил. Петр Ингвин

ладони.

      И Мадина поняла, что раунд остался за ней.

      – Как мне теперь смотреть в глаза Гаруну? – хмуро осведомился я.

      – А как в них смотришь, зная, что больше половины твоих сокурсниц он видел в еще худшем виде?

      Удар, что называется, под дых. Слова и возражения увязли где-то между душой и горлом.

      За хрупкой шейкой текла водичка, плавали и извивались намокшие локоны. Встречный взгляд выжигал остатки здравомыслия как огнеметом. Мозги ушли в отпуск, по пустому черепу гулял сквозняк. Нет, одну мысль инстинкт самосохранения подкинул:

      – Как тебя отпустили?

      Подтекст: искать не будут? Если в таком виде найдут у меня…

      – Я не собачка на привязи, как бы другим этого не хотелось.

      Мы снова умолкли.

      Что я мог поделать – теперь, когда слова не действовали? И вообще. Что же у меня за дни такие начались, критические? Вчера одно, сегодня – вот такое другое, еще хлеще. Что при таком начале будет дальше? И почему для своих чувственных опытов безупречно сложенная хулиганка выбрала меня? Тихий, скромный, всеми позабытый, ничем особым не выделявшийся… Или именно отстраненность от общей тусовки сыграла роль? И моя репутация безопасного честного человека, который никому и никогда не раскроет чужих тайн? Или… своих тайн? Которые, как подразумевается, теперь будут?

      И все же. Мадина, к которой меня начинало тянуть все сильнее, была сестрой друга и человеком другой культуры, пусть и не скрывала ироничного и даже высокомерного отношения к ней. Пусть сама пускалась в самые непотребные авантюры – я не мог стать соучастником. Это как если бы сейчас на ее месте оказалась Хадя или моя сестренка. Даже представить невозможно. Как гей-парад в Грозном или открытый для всех желающих нудистский пляж в Махачкале.

      Впрочем, можно ли наших с Мадиной младших сестер в этом плане ставить на одну доску? Пройдет время, и насмотревшаяся телевизора, наслушавшаяся подруг, излазившая интернет моя Машенька однажды сможет переступить бортик такой ванны, в которой будет плескаться кто-то из моих нынешних друзей. И они не посчитают это ненормальным. Таковы новые традиции. Такова плата за свободу, которая есть у каждого, согласного отвечать за нее.

      Но Хадя… Никогда. Она и чужой мужчина в ванной, не муж – это две разные Вселенные.

      Хотя она очень похожа на сестру внешне. Почти копия, только уменьшенная и смягченная. Резкие углы заменены плавными изгибами, дерзость во взгляде – кротостью и доброжелательством. И нет такой ценности в мире, какую я не отдал бы за то, чтобы вместо шалуньи Мадины моих ребер, бедер и голеней касалась ослепительно-солнечная Хадя…

      К сожалению, фантазия отключалась, отказываясь воображать подобное. Хадя была не такая. Она даже теоретически не могла оказаться на месте аферистки-сестры. Повторяю – даже теоретически.

      Легкие случайные покачивания вернули меня от теории к практике. Покусывая нижнюю губу, колыхавшая воду нежданная собеседница проговорила с плутовским прищуром:

      – Мне хотелось сказать тебе одну вещь… ради которой, собственно, и пришла. Меня увозят, ты об