День гнева (сборник). Север Гансовский

вдруг придержал коня:

      – Тише…

      Он прислушивался.

      – За нами бегут… На ферме что-то случилось.

      Бетли еще не успел поразиться слуху лесничего, как сзади раздался крик:

      – Эй, Меллер, эй!

      Они повернули лошадей, к ним, задыхаясь, бежал фермер. Он почти упал, взявшись за луку седла Меллера.

      – Отарк взял Тину. Потащил к Лосиному оврагу.

      Он хватал ртом воздух, со лба падали капли пота.

      Одним махом лесничий подхватил фермера на седло.

      Его жеребец рванулся вперед, грязь высоко брызнула из-под копыт.

      Никогда прежде Бетли не подумал бы, что он может с такой быстротой мчаться на коне по пересеченной местности. Ямы, стволы поваленных деревьев, кустарники, канавы неслись под ним, сливаясь в какие-то мозаичные полосы. Где-то веткой с него сбило фуражку, он даже не заметил.

      Впрочем, это и не зависело от него. Его лошадь в яростном соревновании старалась не отстать от жеребца. Бетли обхватил ее за шею. Каждую секунду ему казалось, что он сейчас будет убит.

      Они проскакали лесом, большой поляной, косогором, обогнали жену фермера и спустились в большой овраг.

      Тут лесничий спрыгнул с коня и, сопровождаемый фермером, побежал узкой тропкой в чащу редкого молодого просвечивающего сосняка.

      Журналист тоже оставил кобылу, бросив повод ей на шею, и кинулся за Меллером. Он бежал за лесником, и в уме у него автоматически отмечалось, как удивительно переменился тот. От прежней нерешительности и апатии Меллера не осталось ничего. Движения его были легкими и собранными; ни секунды не задумываясь, он менял направление, перескакивая ямы, подлезал под низкие ветви. Он двигался, как будто след отарка был проведен перед ним жирной меловой чертой.

      Некоторое время Бетли выдерживал темп бега, потом стал отставать. Сердце у него прыгало в груди, он чувствовал удушье и жжение в горле. Он перешел на шаг, несколько минут брел в чаще один, потом услышал впереди голоса.

      В самом узком месте оврага лесничий стоял с ружьем наготове перед густой зарослью орешника. Тут же был отец девушки.

      Лесничий сказал раздельно:

      – Отпусти ее. Иначе я тебя убью.

      Он обращался туда, в заросль.

      В ответ раздалось рычание, перемежаемое детским плачем.

      Лесничий повторил:

      – Иначе я тебя убью. Я жизнь положу, чтобы тебя выследить и убить. Ты меня знаешь.

      Снова раздалось рычание, потом голос – но не человеческий, а какой-то граммофонный, вяжущий все слова в одно, – спросил:

      – А так ты меня не убьешь?

      – Нет, – сказал Меллер. – Так ты уйдешь живой.

      В чаще помолчали. Раздавались только всхлипывания.

      Потом послышался треск ветвей, белое мелькнуло в кустарнике. Из заросли вышла тоненькая девушка. Одна рука у нее была окровавлена, она придерживала ее другой.

      Всхлипывая, она прошла мимо трех мужчин, не поворачивая к ним головы, и побрела, пошатываясь, к дому.

      Все трое проводили ее взглядом.

      Чернобородый фермер посмотрел на Меллера и Бетли. В его широко раскрытых глазах