Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая. Александр Дюма

возьми!

      – Я вставил в него все неприличные слова, которые знаю, – невозмутимо продолжал поэт.

      Все захохотали, слушая разглагольствования Лафонтена.

      – И я старался превзойти все, что писали в этом роде Боккаччо[8], Аретино[9] и другие мастера.

      – Боже мой! – воскликнул Пелиссон. – Да он будет проклят!

      – Вы думаете? – спросил наивно Лафонтен. – Клянусь вам, что я это делал не для себя, а для господина Фуке. Я продал первое издание этого произведения за восемьсот ливров! – воскликнул он, потирая руки. – Благочестивые книги покупаются вполовину дешевле.

      – Лучше было бы, – сказал смеясь Гурвиль, – написать две благочестивые книги.

      – Это слишком длинно и недостаточно весело, – спокойно ответил Лафонтен. – Вот здесь, в этом мешочке, восемьсот ливров.

      И он положил свой дар в руки казначея эпикурейцев.

      Потом Лоре дал сто пятьдесят ливров, остальные тоже дали, что могли. Когда подсчитали, в мешке было сорок тысяч ливров.

      Еще был слышен звон монет, когда суперинтендант вошел или, вернее, проскользнул в залу. Он все слышал. И этот человек, который ворочал миллиардами, этот богач, познавший все удовольствия и все почести, это громадное сердце, этот плодотворный мозг, который заключал в себе материальную и духовную сущность первого в мире королевства, Фуке появился на пороге со слезами на глазах, погрузил в золото и серебро свои тонкие белые пальцы и сказал мягким растроганным голосом:

      – Трогательная милостыня, ты исчезнешь в самой мелкой складке моего пустого кошелька, но ты наполнила до краев то, что никто никогда не исчерпает, – мое сердце! Спасибо, друзья мои, спасибо!

      И так как он не мог поцеловать всех находившихся в комнате, то поцеловал Лафонтена и сказал ему:

      – Бедняга, из-за меня вы были биты своей женой и можете быть прокляты своим духовником!

      – Ничего, – ответил поэт. – Пусть ваши кредиторы подождут два года, я за это время напишу еще сто стихотворений, выпущу их в двух изданиях, продам, и долг будет заплачен!

      VI

      Лафонтен ведет переговоры

      Фуке с жаром пожал руку Лафонтену и сказал:

      – Дорогой поэт, напишите нам еще сто стихотворений не только ради восьмидесяти пистолей, которые каждое из них принесет, но еще больше ради обогащения нашей словесности сотней шедевров.

      – О, не думайте, – сказал Лафонтен, – что я принес господину суперинтенданту только эту идею и восемьдесят пистолей.

      – Да у Лафонтена большие капиталы нынче! – вскричали со всех сторон.

      – Будь благословенна идея, если она принесет мне сегодня один или два миллиона, – весело сказал Фуке.

      – Вот именно, – ответил Лафонтен.

      – Скорее, скорее! – кричало все общество.

      – Смотрите, – сказал Пелиссон на ухо Лафонтену, – вы до сих пор имели большой успех, но не перегните палку.

      – Ни в коем случае, господин Пелиссон, и так как вы человек со вкусом, вы первый меня одобрите.

      – Речь идет о миллионах? – спросил Гурвиль.

      Лафонтен ударил себя в грудь и сказал:

      – У

8

Боккаччо Джованни (1313–1375) – итальянский поэт, новеллист, гуманист, автор знаменитого «Декамерона».

9

Аретино Пьетро (1492–1556) – итальянский поэт и драматург. Его стихи и комедии отличались скабрезностью.