Зяблики в латах. Георгий Венус

Ауэ…

      Разбив красных за Белопольем, дроздовцы пошли на северо-восток – к станции Кореново. Дроздовская бригада уже развернулась в Дроздовскую дивизию, причем 2-й офицерский полк был переименован в 1-й стрелковый имени генерала Дроздовского, а 4-й – во 2-й. Команду над вновь сформированным 3-м полком принял полковник Манштейн – «безрукий черт», в храбрости своей мало отличавшийся от Туркула. Он не отличался от него и жестокостью, о которой, впрочем, заговорили еще задолго до неудач. Так однажды зайдя с отрядом из нескольких человек в тыл красных под Ворожбой, сам, своею же единственной рукой, он отвинтил рельсы, остановив таким образом несколько отступающих красных эшелонов. Среди взятого в плен красного комсостава был и полковник старой службы.

      – Ах, ты, твою мать!.. Дослужился, твою мать!.. – повторял полковник Манштейн, ввинчивая ствол нагана в плотно сжатые зубы пленного. – Военспецом называешься! А ну, глотай!

* * *

      Перейдя около Кореново линию железной дороги, 1-й Дроздовский полк вновь встретил упорное сопротивление красных, которые бросили в бой матросские части. В первый раз за время моей службы в полку дроздовцам пришлось окопаться.

      …Всплыло утро. Над узкой, как Стоход, Снакостью клубился туман. Мы только что отбили третью за ночь атаку матросов. У меня вышел табак, и, пользуясь затишьем, я заполз в окопчик прапорщика Морозова.

      – Что ты скажешь? – спросил я, слюнявя цигарку.

      – Хорошо дерутся…

      – Нет, я не о том!.. Я о Манштейне…

      Но Морозов не успел ответить. К окопчику подползал рядовой 1-го взвода Степун.

      – Господин прапорщик, прикурить разрешите?

      Прапорщик Морозов протянул ему огонек.

      – Разрешите, господин прапорщик, спросить?..

      – Что, брат?

      – Разрешите узнать, правда ли, что Козлов уже казаками занят?

      – Да, взят… Генералом Мамонтовым.

      Степун вздохнул.

      – Что это ты? А?

      – Моя деревня под Козловом будет…

      – Ну?

      – Да вот боюсь я, как бы не грабили они, – казаки-то наши…

      Вдоль окопчиков полз Филатов. Раздавал патроны.

      – Меньше, братва, стреляй. Бери в плен, Манштейну товар доставляй…

      Туман за окопами редел.

* * *

      Над Снакостью – перед окопами – туман рассеялся только в полдень.

      Опять – густо, цепь за цепью, наступали матросы. Без перебежек, не ложась, шли они по открытой, плоской равнине. Нами был пристрелян каждый кустик, и ближе как на шестьсот шагов матросы подойти не могли. Но редела и наша окопавшаяся цепь.

      Наблюдая за стрельбой своего взвода, я приподнялся из-за окопчика.

      – Свечников, головы не прятать! – закричал я, заметив, что Свечников стреляет не целясь, уйдя с головою за бруствер и журавлем колодца выставив вверх винтовку.

      – Свечников! Свечнико-ов!

      Но Свечников еще глубже ушел под бруствер. «Ну, я его!» Я вскочил и пошел к его окопчику.

      – Ложись, ложись! – закричал мне прапорщик Морозов.

      Но было уже поздно. Меня подбросило и с новой силой ударило о землю. Кажется,