Зяблики в латах. Георгий Венус

нары и захрапел.

      – Ищи! Давай сапоги! Где сапоги?

      Но в это время в барак вбежал связной батальонного:

      – Подыма-ай!

      – Четвертая рота, вставай! – закричал, отбегая от меня, дежурный.

      – Третья, вставай! – подхватил дежурный соседней роты.

      – Вторая…

      – Пер-ва-я…

      Было уже не до сапог.

* * *

      Я стоял на правом фланге отделения в толстых серых носках, из дыр которых торчали грязные пальцы.

      – Ничего, господин прапорщик, – успокаивал меня фланговой, всегда веселый и находчивый Миша. – С первого убитого снимете. Я бы вам свои дал, да нога у меня, как у девочки, маленькая.

      – Сми-р-на! Равнение – на-право. Господа офицеры!

      На дороге показался капитан Туркул, наш батальонный.

      Усмехаясь в густые черные усы, он браво сидел на коне, за которым, медленно переставляя кривые лапы, следовал его бульдог – разжиревшая в заду сука.

      – Вот что, ребята, – сказал батальонный, придерживая лошадь. – Сегодня мы вновь наступаем. Уж вы постарайтесь. Чтоб им ни дна, ни покрышки – красным!..

      «Заметит или нет?» – думал я, косясь на полубосые ноги. Но капитан Туркул ничего не заметил.

      – Ведите! – сказал он командирам рот. – По отделениям…

* * *

      Полдень. Наша рота, рассыпанная в цепь, двигалась по полю. Мои ноги были в крови. Носки болтались рваными тряпками. Я шел прихрамывая.

      Слева от нас двигалась третья рота. Справа – пятая. Очевидно, оба батальона шли в цепи. По всему полю были рассыпаны конные – связные и ординарцы. На горе перед нами, на расстоянии двух-трех верст, виднелся Богодухов. Очевидно, город когда-то был богомольным. В городе было много церквей. Самих церквей не было еще видно. Их белая окраска тонула в волнах голубого теплого воздуха, но круглые купола, точно шары, подвешенные под небо, ловили лучи солнца – сверкали и блестели…

      Стрельбы не было.

      Высоко в небе кружился ястреб. Суживал и суживал круги. Я запрокинул голову, наблюдая за его полетом. Вдруг голова быстро нырнула в плечи. Над ней пролетел сноп звенящих пуль.

      – Цепь, стой! – скомандовал ротный.

* * *

      Пули летели высоко. Поражения еще не было. Я чувствовал боль в ногах. Мне казалось, по ступням, повернутым к солнцу, сотнями бегают муравьи. Я повернулся с живота на бок, подогнул ближе к себе колени и лежал так, полуоткрытым с обеих сторон, перочинным ножиком. Потом достал носовой платок, плюнул и стал вытирать кровь между пальцами.

      – Прицел десять! – в кулак, как в рупор, закричал командир роты.

      – Десять! – повторил поручик Барабаш.

      – Десять! – крикнул за ним я, бросая платок и вновь заряжая винтовку.

      Позиция красных была обнаружена. Она тянулась за картофельным полем, вдоль узкой, заросшей травой канавки. Но и красные опустили прицел. Двоих из нашей роты ранило. Один уже уползал в тыл, быстро, как плавающая собака, перебирая руками. Дальше, в кустах картофеля, другой, обняв колени, качался, как «ванька-встанька», и высоко, по-бабьи кричал.

      – Прицел восемь! – командовал ротный.

*