Homo Homini. Иван Ермолаев

солнце – широколицый Борман.

      Гнать его, некротического, взашей,

      К неукротимой Сцилле, как сон, глубокой! –

      Освобождая юг, где цветёт женьшень,

      Север, заросший клюквой и голубикой.

      Что ты орёшь? – Я сдал твою жизнь внаём;

      Будь как столица с заспанными дворами,

      Рыба в воде, корова на льду в моём

      Плюшевом замке с выбитыми дверями.

      Рерих

      Бирюза и настойка пиона – Земля,

      Торф и жжёная умбра – Небо,

      Часовые на линии горизонта –

      Пепел и розовая пастель.

      Облака суть не более чем симиляр

      Кип бумаг и сугробов снега –

      Если Бог есть Любовь, а жизнь – это сон, то

      Облако выглядит как постель.

      Диоскуры – Луна и Земля, гора с

      Рекой – Пилат и Афраний,

      Под увядшей звездой и под каждым камнем

      Прячутся Нестор и Карамзин;

      Кто из вас тут до завтра дожить горазд? –

      Молчи, не звука охране! –

      Если туча пройдёт, мы ко сну не канем –

      Лужи окрасятся в кармазин.

      Марганцовая дымка до снежных вершин,

      А теллуровый снег до самых

      Требников на перекрёстках мандалы

      И пустопорожних Ковшей…

      Но когда вам приснится – режим несвержим, -

      Просыпайтесь в своих дацанах:

      Друзьям Даниила ставят мангалы,

      Берег Леты полн камышей.

      Ржавчина скоро покроет листы дерев

      И цилиндр потеснит котелок в моторе…

      Правду – игле и ногтю, стихи – куплетам,

      Раздари друзьям наших слуг;

      Во избежание казусов протерев

      Подоконник с выходом на крематорий,

      Укрываясь от мира верблюжьим пледом,

      Читай мне Булгакова вслух.

      Времена года

      В окно глядела вьюга-Гжель. Заснеженный асфальт

      Ловил белёсых блох и вшей. – «Осаль меня, осаль!» –

      Венера выла в темноту дворецкому Творца.

      Я наблюдал их tea-for-two с холодного крыльца.

      Собачий хлад себе возьми крысиныя возни,

      А мне оставь цветные сны весёлыя весны.

      Кряхтит на кочке коростель, нацелясь на хурму.

      Я умираю на кресте и вскорости умру.

      Но грянет лето. Воскрешён, я приглашён в ваш дом.

      И вот я пью у вас крюшон, листая «Тихий Дон».

      Как хороша в июльский зной река Самбатион!

      Начнётся август сам не свой. Потом пройдёт и он.

      Спадёт жара. Подует бриз. Меня начнёте звать

      На семь по меньшей мере из четырнадцати свадьб.

      Невеста плакала в фату, жених был бел, как мел.

      Я ихний тихий tea-for-two без умысла сумел

      Пересобачить в день забот. Но холодно весьма –

      И Рождество, и Новый год, и новая зима.

      Замах стеклянного меча, хрустальная блесна.

      А следом – чача, ча-ча-ча и Вечная Весна.

      Ганг

      Калейдоскопы

      Твоих глаз

      Бередят мандариновую траву

      На берегах Ганга;

      И пироскафы

      Смотрят