Тонкая работа. Сара Уотерс

вела к запертой красной часовне, стоявшей в окружении тисовых деревьев. Это было самое странное, самое тихое место на свете. Другого такого я не встречала. Здесь даже птицы не осмеливались петь. Мне не очень-то нравилось туда ходить, но Мод часто меня туда водила. Потому что рядом с часовней были могилы – там лежали все упокоившиеся ныне члены семьи Лилли, и здесь, отмеченная простой каменной плитой, была могила ее матери.

      Она приходила туда и садилась – целый час могла просидеть, уставившись в одну точку. Ножницы ей, как оказалось, были нужны не для того, чтобы срезать цветы, а чтобы подравнивать траву вокруг плиты, а то место, где медными буквами было выложено имя ее матери, она дочиста протирала носовым платком.

      Она терла и терла, до дрожи в руках, до испарины. Она не разрешала мне помогать. В самый первый день, когда я вызвалась помочь, она сказала:

      – Это дочерний долг – следить за могилой матери. Прогуляйтесь пока и не смотрите за мной.

      Ну что ж, я пошла бродить меж могил. Земля здесь была твердая, как железо, и звенела под ботинком. Я шагала и думала о собственной матери. У нее-то могилы нет, убийцам могил не положено. Их тела бросают в ров с негашеной известью.

      Вы когда-нибудь сыпали солью на слизняка? Джон Врум так делал, и не раз, и давился от смеха, глядя, как слизняк пузырится. Как-то он сказал мне:

      – Твоя мать так же пузырилась, и десять человек умерли от вони.

      Больше он так не говорил. Потому что я взяла в кухне ножницы и приставила к его горлу. И сказала:

      – Дурная кровь передается по наследству. Видишь?

      У него стало такое лицо – вы бы видели!

      Я подумала: какое лицо будет у Мод, если сказать ей, что за кровь течет в моих жилах?..

      Но она не спросила. Только сидела, глядела на имя матери, высеченное в камне, а я тем временем топталась меж могил. В конце концов она вздохнула, огляделась по сторонам, провела рукой по глазам и надела капюшон.

      – Какая здесь тоска! – сказала она. – Пойдемте-ка дальше.

      И вывела меня из хоровода тисов – мы пошли назад, по дорожке, обсаженной кустарником, и, миновав опушку и домик-ледник, дошли до конца парка.

      Далее, если пройти по тропинке вдоль стены, вы упирались в калитку. У Мод был ключ от нее. Выйдя за калитку, вы оказывались на берегу реки. Из дома реки не было видно. Здесь, у старой полусгнившей пристани, лежала вверх дном плоскодонка, на ней можно было посидеть. Речка была неширокая, вода мутная, течение едва заметно, зато рыба клевала превосходно. Весь берег покрывали камышовые заросли, высокие и густые.

      У их кромки Мод замедлила шаг и боязливо поглядела туда, где мрачные кущи смыкались с водой. Наверное, опасалась змей. Потом вдруг вырвала из земли тростинку, сломала ее и села, прижимая к пухлым губам трубочку.

      Я присела рядом с ней. День был безветренный, но холодный, и такая стояла тишина – ушам больно. Воздух был чист и прозрачен.

      – Симпатичная речушка, – сказала я, просто так, из вежливости.

      Мимо проплывала