Кубок орла. Константин Шильдкрет

То чистые слюни, хай им хвороба!

      – Конь где?! – завопила судьиха, – Харцыз![9] Скажи, куда сховал лошадь?!

      Тут пришел черед рассердиться казаку:

      – Я? Харцыз? Та я ж… Та краше на шибиницу[10] идти, чем слухать такое! Та я ж загнал его, сиротину. Все бачили. Скакал, скакал, а он так и повалился, несчастный.

      В тот же день в гетманской карете прикатила в Диканьку Матрена.

      – Выгнал? – встретила ее мать.

      – Да, выгнал! – не помня себя от этой новой обиды, крикнула девушка. – И тебя с батькой выгонит за донос!

      Кочубеевна тут же спохватилась. Но было поздно: перед ней уже стояли потрясенные отец и Искра.

      – Так он узнал?

      Раз проговорившись, девушка, уже не останавливаясь, выложила все, что знала, и даже то, о чем гетман не обмолвился и намеком.

      – Сам Иван Степанович клялся перед иконой: «Заарестую Василия Леонтьевича и Искру, буду держать их в Батурине под замком, покудова не пойдут на покуту к государю Петру Алексеевичу. Тогда и я им прощение дам». Так и сказал.

      – Как на ладони видно его прощение бисово, – исказив в мертвой улыбке лицо, безнадежно махнул рукой полковник. – Горяча будет гетьманьска ласка…

      Матрену заперли в чулан и сторожить приставили того же Яценку.

      – Эге! – похвалялся он перед ключницей. – Еще тот не родился, что у Яценки щось схарцызит. А найбильш того – живую дивчину. Та не сроду! – И, играя нацепленной ради этого случая турецкой саблей, он важно вышагивал по сумрачным сеням.

      Утром Кочубей и Искра выехали налегке, якобы прогуляться по округе, и больше в Диканьку не возвратились.

      Через два дня они прибыли в маетность Искры – Коломак… Здесь было около сотни казаков, верных полковнику и готовых честно постоять за него и за генерального судью.

      Едва передохнув, Искра приступил к возведению на своей пасеке крепости.

      – Нет, тут нам не удержаться, – покачал головой Василий Леонтьевич, осматривая игрушечные строения. – Одной пушкой все снесут.

      Искра вынужден был согласиться с Кочубеем. Крепостца действительно казалась скорее каким-то сараем.

      Пока они рядили, как быть, к ним прискакал лазутчик:

      – Панове! Гетьманьски сердюки идут великим войском на Коломак.

      Судья и полковник, не теряя ни минуты, бросились к коням и ускакали в местечко Красный Кут, под защиту ахтырского полковника Федора Осипова.

      Слух о побеге Кочубея пронесся по всей Украине и замутил казацкие умы. Только и разговоров было и в нищих хатах, и в панских хоромах что о генеральном судье да о доносе его на Мазепу. Шли ожесточенные споры между сторонниками и врагами Василия Леонтьевича.

      Больше всех горячились запорожцы и разбойные ватаги. За измену царю они готовы были низко поклониться гетману. Они и не видели измены в том, что обращенная в вотчину московских бояр Украина отложится от России. Кто же виноват, что русские обманули казаков? Не Москва ли подписала с Богданом Хмельницким договор? Не московский ли царь Алексей

9

Харцыз – вор.

10

Шибиница – виселица.