Хорнблауэр и «Атропа». Сесил Форестер

рыбы с ними справятся. Но раз это невозможно, он мужественно попытался их съесть. К тому времени, как он принялся за вторую колбаску, стало ясно, что это уже свыше его сил. Левой рукой он вытащил носовой платок.

      – Сейчас мы будем проходить первый шлюз, – сказал он Марии, правой рукой указывая в окно. Мария выглянула, Хорнблауэр схватил колбаску носовым платком и сунул в карман. Он поймал взгляд пожилого джентльмена напротив. Тот был в теплом плаще, закутан шарфом, шляпу низко надвинул на глаза и из-под бровей неодобрительно следил за каждым движением Хорнблауэра. Видя, как недоброжелательное любопытство сменилось на лице пожилого джентльмена полным изумлением, Хорнблауэр подмигнул ему – не заговорщицки, нет, он и не пытался сделать вид, будто каждый день набивает карманы жирными горячими колбасками. Он просто хотел отбить у пожилого джентльмена охоту обсуждать или даже обдумывать это из ряда вон выходящее деяние. После этого Хорнблауэр принялся доканчивать гороховый пудинг.

      – Ты так быстро ешь, – сказала Мария. – Ты испортишь себе желудок.

      Сама она отчаянно сражалась со своими колбасками.

      – Я так голоден, что съел бы лошадь, – объявил Хорнблауэр. – Сейчас я примусь за обед, независимо от того, черствый он или нет.

      – Я очень рада, – сказала Мария. – Дай я…

      – Нет, дорогая. Сиди спокойно. Я сам о себе позабочусь.

      Хорнблауэр достал сверток.

      – Превосходно, – сказал он с набитым ртом. Он всячески старался загладить свою вину. Чем больше он съест, чем больший проявит аппетит, тем ей будет приятнее. Даже такой пустяк, что он сам достал себе еду, порадовал ее сверх всякой меры. Так легко сделать ее счастливой, так легко обидеть.

      – Мне очень жаль, что мы сегодня мало общались, дорогая, – сказал он. – Я чувствую, как много потерял. Но если б я не помог вести баржу, мы бы до сих пор сидели перед Саппертонским туннелем.

      – Да, дорогой.

      – Я так хотел, чтобы мы вместе любовались красотами природы, – сказал Хорнблауэр, внутренне содрогаясь от собственного лицемерия. – Надеюсь, тебе и отсюда было хорошо видно.

      – Видно, но с тобой мне было бы куда интереснее, – ответила Мария, бесконечно растроганная его вниманием. Она обвела взглядом сидящих в каюте женщин, надеясь прочесть в их глазах зависть.

      – Малыш хорошо себя вел? – спросил Хорнблауэр. – Он съел свою кашку?

      – Всю, – гордо отвечала Мария, глядя на спящего ребенка. – Он иногда начинал капризничать, но сейчас спит как ангел.

      – Будь он года на два постарше, – сказал Хорнблауэр, – как бы ему было интересно! Он бы помогал с тросами, и я поучил бы его держать руль.

      Говоря это, Хорнблауэр не лицемерил.

      – Он и сейчас всем интересовался, – сказала Мария.

      – А как его сестренка? – спросил Хорнблауэр. – Хорошо себя вела?

      – Горацио! – Мария была немного шокирована.

      – Надеюсь, дорогая, она не безобразничала? – сказал Хорнблауэр, улыбаясь ее смущению.

      – Нет, конечно, –