Онколига. Алексей Шерстобитов

глазах блеск жизни. Не совсем понимая причину, вслух сказал:

      – Ну вот, здоровяк, я же говорил – ешь свеклу вместо своей этой красной икры, будет тебе гемоглобиновое счастье! Ты че застыл то?… – Иван глазами показал на застывшую, стоявшую на коленях пред отцом, Алевтину.

      – Алевтина Олеговна, вот от вас-то не ожидал такого! А ну ка быстро в палату, вы что забыли, что таким иммунитетом, как у наших пациентов, любой сквозняк опасен! Быстро в палату…

      – Я его одна не подниму…

      – А…, ну да… Вставай, старикашка, чего расселся! Вдвоем справимся…

      – Илюш, я не могу…

      – Что с тобой?

      – Сил нет совсем, вчера еще более – менее, а сегодня…

      – Гемоглобин сколько?

      – Дааа…

      – Так всем сидеть на месте…

      – Да мыыы…

      Через две минуты протоиерея занесли в палату, а Ивана Семеновича с помпой вез на каталке сам главврач диспансера. Эспресс-анализ показал ужасно низкий уровень гемоглобина, врач потребовал бумажку с предыдущим анализом, посмотрев, убедился в правоте заявляемого другом, почесал в затылке и собрался было пойти в лабораторию, как отрыв дверь, увидел огромную очередь:

      – Да это же не мой кабинет! От куда они здесь?!

      – Да ты что не знаешь?

      – Где мой кабинет я прекрасно знаю… – Чуть ли не со злостью изрыгнул Илья, но быстро осекся, вспомнив, что тем, кто за дверью, хуже, чем ему в тысячу раз…

      – Так кАпаться будешь здесь, пойдет?

      – Дааа…

      – Ну «да», так «да»! … – Дав медсестре необходимое указание в отношении друга, уселся за стол и начал прием, как это часто у него бывало, без записи… С каждым появляющимся своими ли усилиями, родственников, с больными прибывали и облака, ощущаемых буквально физически, пережитого вчера, чувствуемого сейчас, опасения ожидаемого завтра. Глаза входящих, редко полные жизни, однозначно выражали глубину понимания ее бесценности, с надеждой, что этой самой бесценностью их жизни проникнется и сам доктор.

      Бездонная глубина – вот мера всякого здесь побывавшего за три часа процедуры. Все сто восемьдесят минут не закрывался от удивления рот больного, его накапливаемые впечатления от увиденного и услышанного, ввергли его с состояние бесконечного отчаяния и безграничного бессилия. Ему, человеку, ничего не стоящему убить другого, захотелось помочь каждому из входящих. Не зная их, ему было все равно плохи они или хороши, каждого сплачивала с ним общая беда, пришедшая ни от куда, без причины, какая-то чуждая нашему понимаю о жизни, ни дать – ни взять, существо, словно обладающее интеллектом, своим у каждого, индивидуальным характером, психологией, планами.

      Этот паразит, не желал жить сам и не давал это делать организму, захватываемому им по долям малым, этой твари нет возможности сопротивляться, иммунитет не знает средств противления, а потому сдается, даже не пробуя спасти человека, которого врачи вынуждены