Три ада русских царей. Геннадий Азин-Соколов

явной козни со стороны Годунова (а именно с этим пришел Клешнин к царю – с заготовленным указом взять под стражу).

      Но когда он узнает, что Шуйский замешан в другом еще деле – подаче челобитной с целью развести его с женой – с его любимой Аринушкой, то тут вся его натура возмущена, его уму это непостижимо, как такое могло прийти в голову людям. Это для него верх неблагодарности, это преступление ужасное, и он кричит:

      В тюрьму! В тюрьму!

      Это литературная интерпретация реакции царя Федора на задуманное Шуйским, но она вполне правдоподобна, т. к. летописцы и историки сходятся во мнении, что жена Ирина была для него светом в оконце: она была и матерью (а он рано потерял свою матушку и не знал женского материнского тепла), и заботливой няней, и утешительницей в скорбях, и напарником в его играх взрослого человека, и искренним другом, без которого жить нельзя. Он был по сути, большой больной ребенок с ослабленной психикой. Поэтому он всегда искал поддержки у Ирины, когда на него наседал Годунов.

      И конечно, для Годунова-регента такое положение вещей дает уйму привилегий. Но он и здесь старается быть корректным даже в своей настойчивой воле и принуждении подписать нужные указы.

      А вот челобитники были далеки от корректности даже по отношению к самому царю, предлагая развод с якобы бесплодной Ириной. Это была бестактность, видимо, допустимая в XVI веке и к тому же в борьбе с всесильным Годуновым.

      Расчет был на его устранение, а оказался бумерангом – выстрелил по Шуйским.

      Просчет челобитчиков был и в таком деликатном деле, как деторождение. Царица несколько раз была беременна, но роды проходили неудачно (может, в силу болезни самого царя), и в 1592 г. (через год после гибели Димитрия) родила дочь, названную Феодосией.

      Причем в таком деликатном «деле» была замешана и московская религиозная верхушка. Митрополит Дионисий, поддержавший своим участием дерзкое и бестактное (преступное по сути) челобитье. У него, правда, хватило мужества и чести оставить митрополичье место и удалиться в монастырь.

      Итак, столкновение с верхушкой московской знати, которая ненавидела Годунова как выскочку, закончилось в его пользу и довольно легко (без особых репрессий и крови). Причем Годунов имел нравственную фору: он оборонялся, нападали на него, вели интригу другие (враги). И он проявил великодушие: людей ссылали и казнили по розыску и суду. Формально злобы на регента не должно было иметь: «разборки» велись в правовом поле (в соответствии с законами времени).

      Из указанного дела с челобитной Борис Годунов извлек еще одну пользу: поставить в Москве и в государстве патриарха – первого русского патриарха, главу православной российской церкви.

      Впрочем, и здесь все было обставлено деликатно и подобающе высокому назначению.

      В статейном списке Посольского приказа появилась запись о том, что царь Федор Иоаннович вместе с супругой и посоветовавшись с боярами порешил о необходимости учреждения в России патриаршества, но… так, чтобы Константинопольский