Музыка лунного света. Нина Георге

Поля, – ответил Симон, – он в таких вещах разбирается.

      – А где Янн? Вот уж он бы нам пару портретиков намалевал, и мы бы поняли, что к чему, – ухмыльнулся Поль.

      – Не смей говорить таким тоном о моем любимом художнике! – одернула его Колетт.

      Она собиралась устроить в Париже большую выставку Янна Гаме. Единственная проблема заключалась в том, что он об этом даже не догадывался. Положа руку на сердце, он об этом и слышать не хотел, а предпочитал расписывать свои изразцы, просто с ума сойти! И это художник, который был рожден создавать большие картины! Но все большое его пугало. А может быть, он еще просто не нашел свой сюжет, свою музу? Море, женщину, религию. Некоторым хватало всего-навсего кусочка пирожного, судя хотя бы по Прусту и его «мадлен»[61].

      – Что вы как подростки, в самом деле! – накинулась на приятелей Мариклод.

      – А ты – как моя покойная тетушка! – парировала Колетт. – А что твоя дочка, уже родила тебе внука?

      Колетт вставила в мундштук слоновой кости новую «голуаз», предварительно отломив фильтр.

      – Боже мой! Кажется, вот только вчера я сама была не старше Клодин, а сегодня нате вам, пожалуйста, вот-вот стану бабушкой. Ну, через два месяца.

      – Она тебе не сказала, от кого ждет ребенка? – Колетт выпустила колечко дыма.

      – Я хотела порыться в ее дневниках, но не смогла открыть замок, – надулась Мариклод.

      Симон разглядывал Колетт. Очертания ее губ выдавали чувственную натуру, сеть тоненьких морщинок на лбу словно свидетельствовала о склонности во всем сомневаться, но никогда не поступаться выстраданными убеждениями. Все ее черты отличались аристократической соразмерностью. Она была прекрасна.

      – Да, кстати! Mon primitif, не знаешь ли ты экономку, которая могла бы помогать Эмилю и Паскаль? А то его паркинсон прогрессирует, да и ее… как бишь? Деменция? Когда все забываешь? Иначе они там в лесу совсем одичают.

      – С чего бы это, у них же миллион приблудных трехногих собак и одноухих кошек. С ними не одичаешь. Да еще и кучу блох получишь в придачу, бесплатно, – прощебетала Мариклод и поправила аккуратно уложенные рыжие локоны.

      – И клопов, – добавил Поль.

      – И вшей, – заключила Мариклод.

      – А вдруг Гуашонов прокляли? – прошептала Сидони.

      – Кто, ханжа-католичка? – спросил Симон.

      – Ну вот, опять вы за свое, – простонала Мариклод.

      – Мы старые. Нам можно, – сухо возразила Колетт.

      – Я не старая, – огрызнулась парикмахерша и еще раз поправила локоны. – Я просто прожила на свете немножко дольше, чем другие.

      – А знаете, что самое печальное в высокой продолжительности жизни? – внезапно серьезным тоном спросил Поль.

      Все выжидательно посмотрели на него.

      – Что у тебя больше времени, чтобы стать несчастным.

      13

      – Лорин! – Женевьев Эколлье выдвинула подбородок, как бушприт парусника. Марианна от испуга чуть не выронила чашку, которую подал ей Жанреми.

      Официантка

61

Речь идет о Марселе, герое автобиографического цикла романов французского писателя Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» (1913–1927); вкус пирожного «мадлен» становится для него своеобразным импульсом, «оживляющим» воспоминания и переносящим в прошлое. – Примеч. перев.