Под кроной памяти. Юлия Соловьева

дела?

      – Черт! Нужно было тише, – громким шепотом выругался Берт.

      Прошло несколько мгновений молчания, после чего Берт заговорил вполголоса.

      – Слушай, этого не может быть. Ты здесь уже два месяца, наверное, я бы заметил, что ты страдаешь лунатизмом?

      – Я думаю, что мог не заметить, – Велибор медленно ходил по комнате, – ведь я живу в соседнем доме, хоть дома и за одним забором… Но калитка не скрипит, поэтому ты мог попросту не слышать, как я выхожу.

      Берт задумался.

      – Хочешь сказать, что несколько ночей ты бродил где-то, возвращался, просыпался утром в своей кровати, а вот именно сегодня очнулся на лавочке в парке? – с сомнением в голосе произнес он. – К тому же ты всё равно замечал бы что-то неладное, например, грязь на одежде или еще чего, да и ребята могли тебя подметить.

      Велибор подошел к шкафчику, осторожно взял с полки фарфоровую фигурку голубя, повертел ее в руках и, обнаружив скол на месте одного из крыльев, со всей силы придавил место скола к тыльной стороне ладони.

      «Когда я слышу истории о том, как кому-то не верят, – раздалось в его мыслях, – то всегда удивляюсь, потому что знаю: всё равно найдутся те, которые поверят. Нужно, чтобы о твоей правде знало как можно больше людей, тогда ты увидишь того, кто поверит».

      – Не знаю, Берт, а кто меня мог подметить?

      – Например, Милан или Йована, или Катарина, или Генти с его компанией, он точно бы сообщил об этом, не упустил бы шанса тебя обсмеять.

      – Милан, кроме своей Йованы, больше ничего не видит вокруг, а Катарина не просыпается так рано, – с недоверием сказал Велибор.

      – Зря ты так на Милана, – расстроился Берт, – ты же их не знаешь, а я знаю уже больше десяти лет… Им сейчас по двадцать, и они уже пять лет как живут вместе, а до этого с пеленок возились. Уж поверь мне, у них давно прошел тот период, когда всё кругом кажется радужным. Они встают с первыми петухами, они бы тебя заметили!

      Велибор продолжал безмолвствовать, будто всё, что он сейчас слышал, не имело никакого смысла.

      – Милан, между прочим, в восхищении от того, что ты весь такой творческий, – усмехнулся Берт, – а ты к нему, мне кажется, не очень расположен.

      Велибор наконец поднял глаза.

      – Я вижу, Берт, вижу, но это не восхищение, а… – он пощелкал пальцами, пытаясь подобрать слово, – что-то похожее на стремление войти в доверие. Только зачем мне это?

      – Ладно, не о том сейчас речь, – отмахнулся Берт. – В любом случае тяжело не заметить тебя, валяющегося посреди улицы. Или где ты там обнаружился?

      – Понимаешь, всё дело в том, что я не помню, как попал в парк, да еще рассказы этого старика нагнетают лишнее…

      – А что вообще за старик? – всполошился Берт. – Я что-то сразу не спросил!

      Велибор поставил фигурку голубя на место и потер руку – на коже осталось маленькое красное пятнышко.

      – Он мне не знаком. У него такие светлые лучистые глаза, знаешь, как будто…

      – Ой, Велибор, – перебил его Берт, – давай без этой своей романтики, я не могу помнить цвета глаз