Под кроной памяти. Юлия Соловьева

расстраивало поведение брата, который, по его мнению, всё время пребывал в состоянии ненужного поиска. Он считал, что стоит стремиться к успеху, и давно лелеял мечту уехать в Дортмунд, к родственникам по отцовской линии, чтобы получить там второе высшее в местном техническом Университете на факультете экономики и социологии. В качестве запасного варианта он рассматривал Подгорицу или Белград – одним словом, большой город, предоставляющий больше возможностей, и где нет такой сплоченности, что каждый знает друг друга в лицо. Временами Альберт чувствовал себя зажатым, ему казалось, что эти величественные черные горы душат его, замыкая свободу.

      – Как так – ходишь во сне? – Берт подпер рукой подбородок и приготовился слушать.

      – Я не знаю, Берт, вчера я очнулся на лавочке в парке «Тринадцатое июля», встретил там одного старика, и тот сказал мне, что несколько раз видел меня спящим в различных местах города под утро.

      – А днем ты что делал?

      – Спал, Берт, я спал целые сутки…

      Велибор стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками, серьезный и напряженный.

      – Ну ничего себе! – Берт покачал головой.

      Послышалось скрежетание, недовольное ворчание, дверь скрипнула, и в комнату ворвалось рыжее облако шерсти, которое тут же принялось прыгать и скулить. Следом за псом вошла девушка с длинными огненно-рыжими волосами, она сонно улыбнулась и кокетливо подмигнула. Кружевная сорочка ее была до неприличия коротка, и девушка с притворным смущением потянула ее полы вниз.

      – Ой, Велибор! – воскликнула она. – А ты чего это здесь делаешь?

      – Я… я пришел к Берту, – Велибор на миг закрылся шарфом.

      – Ну вот, – Катарина надула губки и грустно вздохнула, – а я решила, что ко мне!

      Девушка прошла в комнату, села на диван и пригладила растрепавшиеся волосы. Пес продолжал носиться по комнате, громко фыркая и скуля.

      Катарина часто кокетничала и улыбалась, но сквозь ее улыбку проглядывала засевшая обида на обстоятельства. Она росла без матери – той пришлось уехать за границу, – и временами в девушке разгоралась ревность общего отца к брату. Но Катарина никогда не признавалась в существовании этой обиды ни себе, ни другим. Она была упряма и бесцеремонна, и все свои желания старалась исполнять вопреки морали и тактичности. Ее изумрудные глаза хитро сверкали из-под огненной пушистой челки, а от нее самой часто веяло каким-то наивным коварством.

      Иногда к девушке приходили нарядные посылки от матери: волшебные коробочки, таящие шелковые платья, ароматные духи, косметику, шоколад и прочие женские премудрости.

      Раз в неделю раздавался телефонный звонок, и в трубке звучал мелодичный женский голос. Разговор всегда был недолгим, но продуктивным: мать никогда не справлялась о жизни отца и брата, ее интересовала исключительно судьба Катарины.

      Переезжать к матери девушка не стремилась, поскольку привыкла к Цетинье и не хотела покидать друзей и свою маленькую уютную комнатку. К тому же ей мешала гордость: несколько лет назад мать уехала, оставив