Под кроной памяти. Юлия Соловьева

в подлокотники. Вскоре Берт вышел из кухни с двумя чашками чая и протянул одну Велибору. Тот рассеянно поблагодарил, поставив чашку на пол возле кресла.

      Берт отхлебнул глоток и задумался, отчего сделался вмиг растерянным и озадаченным.

      – Этот старик, которого ты мне описал, он полоумный, и не стоит верить его словам…

      – Ты в этом уверен? – насторожился Велибор. – Мне кажется, что он не местный. Я его раньше вообще не…

      – Разумеется, уверен, Велибор! Я столько лет здесь живу! Как только ты сказал про плащ и трость, я сразу понял, о ком ты! – Берт поставил чашку на тумбочку. – Он хорват с какого-то островка, достала его вся эта рыбалка, вот он сюда и приехал! На улице он болтается частенько, ты просто невнимателен, – с придыханием протараторил он.

      – Вот так, да… – Велибор подпер рукой подбородок.

      – Ты сейчас прямо как герой фильма, – усмехнулся Берт, смешно сморщив нос, – встретил местного дурачка и принял его за провидца, когда все в округе знают, что тот дурачок.

      – Ни за кого я его не принимал, Альберт! Но дурачком он мне не показался… так, странный немного.

      – Конечно, конечно… Ладно, забудем про него, это всё неважно.

      – Неважно…

      – Ты вроде как ехал сюда для того, чтобы написать что-то… Оставил, значит, все эти апартаменты с туристами на маму, а сам тут с ума сходишь?!

      – Знаю, – встрепенулся Велибор, – я пытаюсь, но у меня не получается, наверное, потому что не знаю, для кого это.

      Велибор повернулся в кресле и прислушался, на его лице застыла гримаса удивления. Он хлопнул по карману своего пальто, достал оттуда хрустящий смятый листок бумаги и распрямил его.

      – Интересно, когда я успел это написать?

      – Что там? – Берт вытянулся.

      Велибор повернул листок к брату.

      «Однажды…» – значилось там.

      – Однажды?! – воскликнул Берт. – Это что, снова твое творчество?!

      Велибор порвал листок на части, смял их, прицелился и бросил в топку камина.

      Берт посмотрел, как комочек бумаги начинает менять форму, темнеть, уменьшаться, и чиркнул колесиком зажигалки.

      – Я вот тут подумал… Кому это вообще нужно? Кто будет это читать? В мире тысячи писателей, поэтов, в конце концов, есть кино, театр, музыка – столько всего! Тебя же просто затопчут! Тебя никто не услышит!

      – И что прикажешь делать? – проникновенно поинтересовался Велибор.

      – Велибор, у тебя же была собственная лавка, ты неплохо ладил с торговлей. Все это видели: и мама, и я, и мой отец – все отмечали твои успехи! – Берт всплеснул руками. – Но вот внезапно ты всё бросаешь, становишься каким-то чудным! А в последние дни так и подавно. Что стряслось?

      – Я всегда казался кому-то чудным, Берт, – удивился Велибор, – и у меня всегда было желание творить.

      – У многих есть такое желание, и что с того?!

      – Берт, давай оставим этот разговор.

      – На нашей планете стало слишком много людей! Теперь уже не так просто до кого-то докричаться, понимаешь? – не унимался Берт.

      – Берт,