Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый. Нелли Шульман

заодно навестим лавку, где я покупал крестик. Очень уважаемое заведение….

      Петр сразу отмел мысли о том, что графиня фон Рабе может оказаться Мартой Янсон:

      – Ерунда, она дочь Горовиц, еврейки. Ее светлость чистая арийка, сразу видно. И вообще, это безумие. Граф Теодор друг Геринга, герр Максимилиан помощник рейхсфюрера Гиммлера. Вся семья служит в СС, даже их сестра… – Петру понравилась девушка, на картине, однако он вздохнул:

      – Не думай о таком. Она арийка, тебе никогда не позволят… – кроме того, он надеялся, что Тонечка жива:

      – Ерунда, – повторил себе Петр, – откуда дочери Кукушки вообще знать подобную семью… – крестик оберштурмбанфюрер фон Рабе купил в антикварной лавке:

      – Изумруды подходят к глазам моей супруги… – объяснил герр Генрих, – увидев безделушку, я сразу подумал о Марте… – графиня осталась ждать в кондитерской, напротив. Петр видел, через окно лавки, бронзовые волосы. Ее светлость, сняв шляпку, изящно пила кофе с молоком:

      – Если Тонечки больше нет, я женюсь… – вздохнул Петр, – Володе нужна мать, он малыш. Я уверен, что он мой сын. У меня появятся еще дети, много… – по словам герра Генриха, его жена собиралась, через четыре года, получить почетный крест немецкой матери:

      – Война к тому времени закончится. Крест дают за четверых детей, но вообще… – оберштурмбанфюрер улыбался, – мы хотим большую семью. Десять, двенадцать сыновей и дочерей. Мы сможем получить золотой знак почетного креста. Россию надо заселять арийцами… – услышав о крестике, ювелир развел руками:

      – Я помню вещицу. К сожалению, другой такой с тех пор не попадалось. Изделие старое, вероятно, его кто-то сдал на комиссию… – в советское посольство Кукушка пришла без креста:

      – Избавилась от него, вот и все… – они с герром Генрихом пожали друг другу руки, на мостовой, – какая она православная, Кукушка. Она жидовка, носила крест только для вида… – графиня фон Рабе оказалась набожной католичкой, и носила в сумочке четки из Лурда. Она горячо говорила, что немецкие католики лояльны фюреру, отцу страны и нации:

      – Его высокопреосвященство папский нунций, монсеньор Чезаре Орсениго, обещал, что его святейшество пришлет личное благословение нашему будущему сыну Адольфу… – узкая ладонь легла на выпуклый живот, – вместе с благословением от фюрера… – Орсениго ничего такого не обещал, но Марта рассудила, что упоминание о папе и нунции не помешает.

      Она помешала сахар в чашке:

      – Прощаются. Он говорил, что в Моабит едет, работать с русскими военнопленными… – Марту затошнило, – Лиза могла попасть в плен, если она воевала. Наверняка, воевала… – Петр Арсеньевич Воронцов-Вельяминов шел к станции метро Кохштрассе. Марта проводила глазами серо-зеленую, эсэсовскую шинель, широкие плечи, коротко стриженые, каштановые волосы, под фуражкой.

      На нее повеяло сандалом. Муж опустился напротив, расстегнув кашемировое пальто, махнув кельнеру.