Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый. Нелли Шульман

ПОУМ и коммунистов, мой дорогой. Ни о тех, ни о других давно никто не помнит. Забавно, как жернова истории перемалывают людей… – Петр молчал:

      – Тонечка не могла, не могла. В Нью-Йорке она говорила, что любит меня, что будет ждать. Но Тонечка была коммунисткой, и ей осталась, – понял Петр, – она могла оказаться лгуньей, как все большевики… – он увидел большие, серые глаза сына, в темных ресницах, золотистый отсвет в белокурых волосах:

      – Володя напоминал Тонечку. И ее отца, она говорила…

      Петр, незаметно, сжал кулаки:

      – Его светлость дворянин, аристократ. Он ариец, офицер СС, личный помощник рейхсфюрера. Он не станет лгать, как жиды, большевики… – Петр не мог поверить, что Тонечка его обманывала.

      Макс покосился на Муху:

      – Почему он побледнел? Он с Далилой одну ночь провел, и больше никогда с ней не встречался. Какая ему разница, с кем она в Барселоне развлекалась? Что-то здесь не то… – на Принц-Альбрехтштрассе Максимилиан славился чутьем:

      – Его фото с Далилой в архиве лежат, – вспомнил фон Рабе, – и те снимки, что я в Кембридже делал, кстати, тоже. Надо ему будет показать папку. Объясню, что я хочу избавиться от материалов, раз Петр Арсеньевич порвал с коммунистическими убеждениями. Посмотрим, как он себя поведет, увидев Далилу в, прямо скажем, более откровенных позах. Хотя куда откровеннее… – рейхсфюрер собирался увидеться с Мухой после нового года:

      – Тогда и покажу… – кованые ворота виллы, мягко, открылись. Петр очнулся:

      – Все неправда. Тонечка мертва, она себя не может защитить. Но, если она жива, она мне все объяснит. Его светлость ввели в заблуждение мерзавцы, Тонечку опорочили… – Петр пожалел, что не взял блокнот. Он велел себе запомнить здание виллы фон Рабе:

      – У меня в Алапаевске тоже появятся такие ворота, и озеро, и причал для яхты… – фон Рабе отдал ключи от машины слуге:

      – Девиз нашего рода… – он указал на бронзовый террикон, на мраморном фасаде виллы. Имперский орел раскидывал мощные крылья, верхушку террикона венчала свастика:

      – Для блага Германии, – Петр прочел готические буквы. Дул влажный, сырой ветер, в сером озере играли лучи заходящего, медного солнца. Они стояли на гранитных ступенях:

      – Яхта… – Максимилиан протянул стек, – конюшни, теннисный корт. В подвале бассейн, каррарского мрамора, турецкие бани… – позвонив домой, Макс выяснил, что Отто уехал на обед, с друзьями из общества «Аненербе».

      – Схожу с Генрихом в хаммам, – решил Макс, – когда Муху домой отправлю. Я не пущу славянина в бассейн, в бани. Марта говорила, Клауберг считает плавание полезным, при беременности, даже сейчас… – невестка пользовалась бассейном каждый день:

      – Марта брезглива, и Генрих не придет в восторг, если узнает, что славянин окунался в ту же воду, что и его жена… – Макс добавил:

      – И подземный гараж, с лифтом, ведущим на виллу. Мы ведем скромный