Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый. Нелли Шульман

СС. Старший граф носил коричневый китель НСДАП. У ног красивой, высокой, белокурой девушки, в скромной синей юбке, и белой блузе, лежала овчарка:

      – Моя сестра Эмма, вы ее тоже увидите, – Максимилиан улыбнулся:

      – Она позировала для картины «Юность рейха». Мою невестку герр Циглер попросил стать моделью для будущего холста об арийском материнстве… – Марта восторженно сказала:

      – Я вышиваю, качая колыбель, с Адольфом, под портретом фюрера. Генрих читает нам «Майн Кампф»… – брата Циглер собирался написать рабочим.

      Подняв голову, Максимилиан свистнул:

      – Аттила, дружище! Ты соскучился… – овчарка, с портрета, сбежав по лестнице, предостерегающе оскалила клыки:

      – Аттила родился в Дахау, Петр Арсеньевич, – фон Рабе потрепал собаку по голове, – он недоверчив, к посторонним… – пес коротко зарычал.

      – Свой человек… – успокоил его Максимилиан, – а где папа, и Генрих?

      Он прислушался:

      – Пойдемте, Петр Арсеньевич. Моя невестка и сестра хорошие музыкантши, младший брат играет на фортепьяно. Впрочем, кажется, они сейчас поют. Выпьем кампари, итальянский аперитив, – довольно любезно добавил Макс:

      – Он пришел в себя. Но все равно, надо его проверить. Я понятия не имею, где сейчас Далила обретается. Может быть, и в Советском Союзе. Может быть, она поддерживала связь с Петром Арсеньевичем. Коммунисты вполне в состоянии отправить Муху агентом, в самое сердце рейха. Он сдал берлинскую группу, но невелика потеря, ради будущего… – Харнак и Шульце-Бойзен доступа к настоящим секретам не имели.

      Аттила проскользнул в полуоткрытую дверь библиотеки, до них донеслось:

      – Mann und Weib und Weib und Mann,

      Reichen an die Gottheit an…

      Максимилиан заметил:

      – Моцарт, Петр Арсеньевич. «Волшебная флейта». У моей невестки отличное сопрано. Генрих тоже хорошо поет… – щека Воронцова-Вельяминова покраснела:

      – Он, разумеется, узнал Моцарта, – усмехнулся Макс, – но пусть помнит, где его место. Генрих, вряд ли, разрешит Марте подавать ему руку. Она и сама не захочет… – штандартенфюрер толкнул дверь: «Вот и мы. Надеюсь, успели к аперитиву…»

      – Мы с Тонечкой «Волшебную флейту» в Будапеште слушали… – Петр последовал за фон Рабе, – но если она мне лгала, если Володя не мой сын? Я не верю, не верю. Тонечка не могла так поступить. Она тоже из аристократической семьи, дочь герцога… – в камине, за медной решеткой трещали кедровые поленья. Крупный мужчина, лет шестидесяти, с остатками рыжих волос на голове, поднялся с просторного дивана:

      – Гауптштурмфюрер, рад знакомству. Граф Теодор фон Рабе, мой младший сын, оберштурмбанфюрер Генрих фон Рабе… – брат его светлости носил домашний, твидовый пиджак, – моя невестка, графиня фон Рабе… – в свете заходящего солнца ее бронзовые волосы играли тревожными огоньками. Шелковые гардины отдернули. Она сидела у кабинетного рояля, в темном, платье старинного кроя, с палантином.

      – В Норвегии