Лоуни. Эндрю Майкл Хёрли

пламя свечи три раза проносили металлический крест, что призвано было символизировать Божественное покровительство, оказанное святому, когда он вошел в горящий дом с целью спасти остававшихся там прокаженных и калек.

      В октябре на праздник святого Франциска Ассизского мы ходили в парк подбирать опавшие листья и веточки, чтобы делать из них кресты для украшения алтаря в церкви Сент-Джуд.

      А в первое воскресенье мая, подобно жителям деревни, откуда Мать родом, делавших это с незапамятных времен, мы выходили в сад перед мессой и умывались росой.

      Но Лоуни был чем-то совершенно особенным. Для Матери обитель Святой Анны была почти то же самое, что Лурд[2]. Прогулка длиной в две мили из «Якоря» через поля представлялась ей Путем святого Иакова. Она была совершенно убеждена в том, что там, и только там у Хэнни есть шанс излечиться.

      Глава 4

      Хэнни приехал домой из Пайнлендс в начале пасхальных каникул. Он был очень возбужден.

      Не успел Родитель выключить мотор, как Хэнни уже несся по аллее, чтобы показать мне новые часы, подаренные Матерью. Я видел их в витрине мастерской, где она работала. Увесистое изделие из желтого металла с изображением Голгофы на циферблате и выгравированной цитатой из Матфея на обратной стороне: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа».

      – Красивые часы, Хэнни, – сказал я и отдал их ему обратно.

      Он выхватил их и надел на запястье, а затем вручил мне альбом с картинками, нарисованными за семестр. Они все предназначались мне. Никогда Матери или Родителю.

      – Ты очень рад быть дома, правда, Эндрю? – улыбнулась Мать, придерживая дверь, чтобы Родитель мог втащить чемодан Хэнни с крыльца.

      Она пригладила рукой волосы Хэнни и обняла его за плечи.

      – Мы сказали ему, что отправляемся в «Якорь», – объявила она. – И он с нетерпением ждет поездки, правда?

      Но Хэнни больше интересовало помериться со мной ростом. Он положил ладонь мне на макушку, а потом переместил руку вниз, к адамову яблоку у себя на шее. Он снова вырос.

      Довольный, что по-прежнему выше меня ростом, Хэнни стал подниматься по лестнице, как всегда шумно, и перила тихонько скрипели, когда он перебирался со ступеньки на ступеньку.

      Я направился в кухню, чтобы приготовить чай в его кружке с картинкой, на которой был изображен лондонский автобус. Вернувшись, я нашел Хэнни в его комнате. Он все еще не снял старый плащ, принадлежавший когда-то Родителю и приглянувшийся ему много лет назад. Он носил его в любую погоду. Хэнни стоял у окна спиной ко мне, глядя на дома на противоположной стороне улицы и проезжающие внизу машины.

      – Все в порядке, Хэнни?

      Он не двигался.

      – Дай мне плащ, – сказал я, – я повешу его.

      Хэнни повернулся и посмотрел на меня.

      – Твой плащ, – повторил я, дергая его за рукав.

      Брат смотрел, как я расстегивал пуговицы за него и вешал плащ на вешалку за дверью. Плащ весил тонну. Он был набит предметами, служившими средствами

2

Лурд – город во Франции, место паломничества больных, надеющихся на исцеление через заступничество Девы Марии.