Футбол в зрелом возрасте. Леонид Могилев

шарахался от света автомобилей и над крышами торговых залов раскрывал дурные крылья.

      Сегодня я отправился было на службу, уже почти доехал, почти припарковался, но тут доброжелатель, то есть Катя, предупредила – «Твоя уже пробегала, шеф в заговоре. Все закуплено, садимся на моторы и едем завтракать в “Логидзе”. Потом плавно перемещаемся к семейному очагу, который начинает остывать, подарки богатые».

      Я сделал так. Припарковался, как обычно, вышел, помахал всем, кого встретил, а потом свернул за угол, прыгнул в маршрутку, немного погодя вышел, вызвал мотор и… что потом? Потом отключил телефоны.

      – Куда? – спросил водила.

      – Пес его знает, – ответил я.

      – Так заказали в Купчино…

      – Как заказали, так и отменили. Езжай, брат. Катай. Праздник у меня. Именины.

      – Поздравляю. Азимут хоть укажите…

      – Вот твой азимут, брат.

      И сто евро положил на видное место.

      – Обижаешь. Кататься или кушать?

      – Кататься. Накушаться успеем.

      – А куда все же?

      – Какой сегодня прогноз по пробкам?

      – Как обычно.

      – Тогда за город.

      – А какие варианты?

      – Вариантов два. Канонерский остров или Выборг. Можно по токсовской дороге, можно на Новгород Великий. То есть по «мурманке».

      – Какой же из Канонерки пригород? Это нечто в городе. Порт. Порт-Артур.

      Смело сказано, но в некоторых смыслах близко к истине. А по «мурманке» рано. А вот давно я не был в порту. Паромов не наблюдал.

      – Домчим. От Балтики пробок нет.

      – Мчи!

      Промысел Божий. Не мог знать водитель парка «8888-1-1888» на фордике про мою прошлую любовь. Там, где паромы, общежития, мол, пруд или карьер, прикладной продукт высоких технологий и главное – канал. В первый раз, когда я, еще ничего не совершивший и не думающий совершать, а просто перемещавшийся в пространстве по воле судьбы, казавшейся озорством, увидел нечто многоэтажное и похмельное, входящее в порт, с пассажирами на верхней палубе, глядящими на остров с разными намерениями и помыслами. Это был канал и это был паром. А вдоль канала лещатники с закидухами, где катушка «Балтика», груз и два отвода с поводками. Временно безработные, но ничего в этом мире нет временного. Мне на леща так и не свезло толком. Плотвы немало было взято, окуней, и даже подъязков, и даже сладкого лакмуса водоема – пескаря. А леща толкового – никак. Так, подлещики… Я снова погрузился в длинноту тоннеля, через который при большевиках и после них ходил полтора километра ночами, отскакивая от КАМАЗов и легковух. Все здесь изменилось неузнаваемо: и мусоросжигательный завод, построенный уже без меня, и какие-то другие люди, и незнакомые витрины новых маркетов.

      – Был когда на острове? Тебя звать-то как? – спросил я водилу.

      – На острове был, и не раз, а звать Гена. Геннадий Федорович.

      – Ну вот. «Опять тебе не спится, Гена. / И что-то там ворочается в генах, / Потом