Футбол в зрелом возрасте. Леонид Могилев

на ночь выключал, и, чтобы определить время, отправился через столовую на кухню, определив его по фундаментальным часам с гирьками. Половина пятого. Жена спала у себя. Мокрякову захотелось пойти к ней, под бок прижаться, уснуть, забыть все худое, что было во сне. То есть нарушить регламент. На кухне он достал из холодильника «Полюстровскую», посмотрел на пузырьки и, выпив залпом стакан, посмотрел в окно. Кое-где тоже светились окна. Значит, маялся он не один. Оттого успокоился, вернулся к себе и уснул до положенного срока, забывая привидевшееся.

      …Барак приснился Мокрякову. Но не тюремный. Он догадался: то ли артель, то ли шабашка. Он, Мокряков, лежит в нижнем белье на нарах. Причем в подштанниках и рубахе, которых не видел с детства. Родитель такое носил. Более в бараке никого. Повсюду одежда, даже во сне вонючая, на столе банки консервные, в них томатные пятна жира и окурки.

      Вошел пахан, или там бригадир. Черт его знает.

      – Ты что не со всеми?

      – Полежать хочу.

      – Мокряк (во как…)! Встань и иди.

      Встал и пошел. Как был, в белье.

      Вышли из барака. Бригада сидит на бревнышках, курит.

      – Значит, завтра ты и ты – шурфы бить. Зенка будет баркас ладить. Тимка за кашевара. А вот Мокряка пошлем на второй участок. Пока пайку привезут, пока мы все здесь закруглим, пусть там все обустраивает. Дней за пять осилит. Полы там гнилые, но рядом я щит видел, почти целый. Куб доски выйдет. Все там вычистишь. Сушняка натаскаешь.

      – Не пойду я.

      – Чо? Мокряк голос поставил. Да кто тя спросит? Значит, топор возьмешь, хлеба две буханки, бычков, твою… Надо ж было так с харчем влететь.

      – Еще бы кого. Я там один головой подвинусь.

      – Чо? Опять? Тебе кто слово давал? Ты вот на большак не вернешься потом, что тогда?

      А у пахана глаза голубые, ясные…

      – Все. Счас отдыхать будем. Махонький наш, Мокряк то бишь в бараке приберется. Потренируется, пусть. Пусть навык обретает. И того… Постирай чего. Вань? Где бак? Куда закинул? Во… постираешь. Правду я сказал?

      Мокряков сел на бережку. Бак рядом. Лодка – вот она. Если вниз по течению, до города полста верст. Быстро можно домчать. А там… Только вот нельзя было в город. Почему – не помнил, но знал, что нельзя.

      Он набрал воды, понес к бараку. Нужно было распалять костерок, воду греть. За спичками в барак идти. Встал и пошел.

      Павел Воронин. Побег

      К этому дому я так и не привык. Да и привыкать времени было не очень много – встал и ушел от семьи в течение получаса. Дети поймут, а дура дурой так и останется. Квартира – служебная, просто взял ключи, да и вселился. Вождь посчитал сей поступок временным помрачнением рассудка, хотя договор аренды с правом выкупа все же сунул. Стерпится – слюбится. Главное чтобы на работе все шло, как раньше, и продажи росли. Продавал я точно такие же квартиры, как эта. Строили их другие, а мог бы и сам, тем более, что частенько оказывался на стройплощадке, присматривая и поправляя. Все-таки, советский диплом ПГС на дороге не валяется, а квалификация воителей снижалась стремительно. Все больше мастеров от шуруповерта, все меньше от мастерка.