Футбол в зрелом возрасте. Леонид Могилев

не был я в такой дремучести. Комары злобные, подлесок, бурелом, болото, а когда ушли с просеки и еще не показались постройки лесопункта, то и вовсе мир иной.

      – Подожди. Как тебя звать-то? – спросил я ортодокса-механика.

      – Как и тебя.

      – То есть?

      – Что я, совсем темный? Не знаю, как директора звать?

      – Так я ж далеко.

      – Ты власть. Знать тебя положено.

      – Не прост ты, Паша.

      – Павел Ильич. Полное совпадение.

      – Хорошо, что фамилии разные.

      – Вот именно.

      – Давай присядем на пеньки.

      – Отчего ж не присесть.

      Тезка в кирзовых сапогах, штормовке, кепаре, рубахе-ковбойке. Лицо хорошее, заводское, спокойное. А на моем – тщета и суетность. Памятозлобие на моем, непочитание начальства, а чревоугодие и винопитие дотошно обозначают подбрюшник. А там и само брюхо появится.

      В места сии я попал утром, на пароходике, а потом – на попутке, а потом – по тропе с попутчиком. А пароходик ходит раз в день…

      Река поворачивала, изгибалась. Подступали к воде березы, невысокие и тонкие, потом был осинник, кажется, ольха, как я мог догадаться, а позади стояли темной стеной ели, высокие и стройные. Синяя вода сверкала бликами на перекатах.

      Над рекой на крутом холме стояли дома и прочие нужные постройки – обширные дворы, толстенные бревна. И люди жили в этих домах, во дворах собачки маялись от служебного рвения. Мы пристали под кручей к отлогому берегу, где старая добротная пристань ждала нас. Уже выходя из поселка Белый Мыс, я позавидовал чернейшей завистью живущим здесь. Резное крыльцо и наличники. Огород, и весла возле прируба, и сама лодка смолится, а на реке лед еще не весь сошел. Такой вот Пол Уитмен. И тут мне стало совсем плохо от сочетания только что сложенных в предложение слов.

      – Ты, Паша, в Авиагородке живешь?

      – В нем. А в Мысу сестра. Ей дом отошел, а у меня квартира. Однако не забываем родственников. Племянников аж трое.

      – А говорят, вымирает Родина.

      – Это говорят те, кто не понимает. Они и вымирают. Потом обсудим. С теми, кто останется.

      – А ты отчеством не тяготишься?

      – А чего им тяготиться? Пророк Илья, например, по отчеству моему. Опять же с тем самым Ильичем не все просто. Если его вместо иконок в избах держали, значит, было что-то правильное. Народ так просто в красный угол мазурика не поставит.

      – Народ-то пьет в бригадах?

      – А отчего ж ему не пить? Водка – рубль по-старому за бутылку.

      – Да, примерно так. Мясо – два рубля, водка четыре была. Теперь водка приоритетней.

      – А сам?

      – Пригубляю. Ладно. Пойдем, Паша.

      Тут поесть можно где?

      – Столовая имеется. Ничего ей не сделалось. Пообедаем. С пивом.

      – В рабочее время?

      – С кружки пива чего нам будет?

      – Разливное?

      – Наше. С городка. В бочках возим.

      – Оазис.

      – По старой технологии. Только не говори никому в Питере. Понаедут – выпьют. И в городке-то баночное.

      – Что? То самое «жигулевское»? А в баночках?

      – В