Письма моей сестры. Элис Петерсон

шоколада и жарила в глубокой сковороде домашние картофельные чипсы. Она была очень красивая и носила очки на цепочке из маленьких коричневых бусинок, а когда стряпала, надевала длинный клетчатый передник. Она ходила в остроконечных туфлях, словно колдунья из сказки. Еще у нее был игрушечный поезд, в который я играла в ее большом саду.

      Ее муж тоже был забавный. Дядя Роджер. Однажды он сел в свое кресло, и оно развалилось под его тяжестью. «Этот дом словно старая леди, – часто говорила тетя Агнес. – Ему требуется чуточку косметической хирургии».

      Я была уверена, что в их доме водились привидения. Дядя Роджер клялся мне, что он видел на лестнице возле чердачной двери призрак своего отца. Все лестницы скрипели, даже моя кроватка скрипела. Коридоры были темные, в них пахло чем-то старым, и я всегда старалась как можно быстрее промчаться в свою спальню по ним и мимо лестницы с привидением. Однажды я слышала, как дядя Роджер сказал про меня: «Она маленькая девочка, но иногда мне кажется, что это артиллерийский снаряд».

      Я жила у тети с дядей, пока мама ждала ребенка. Мама тяжело переносила беременность. У нее было три выкидыша – папа объяснил мне, что это такое, – и во время последней беременности она почти не вставала с постели. Теперь пришло время, чтобы я вернулась домой. «Твоя мама родила девочку, – сообщила мне тетя Агнес. – Ты должна хорошенько помогать маме. Она будет очень уставать». Она не улыбалась и часто поглядывала на дядю Роберта.

      Почему она внезапно так притихла? Ведь до этого тетя Агнес все время показывала мне картинки с образцами вязания и спрашивала, стоит ли ей решиться и связать розовые пинетки или еще подождать – вдруг родится мальчик. Каждая ее фраза начиналась либо «Кэти, если у мамы будет девочка…», либо «Я уверена, что будет мальчик; я чувствую это». Даже когда мы ходили в супермаркет «Сэйнсбери», она сказала кассирше, что ждет племянника или племянницу. Когда тетя Агнес была возбуждена или взволнована, она взмахивала руками, а ее ресницы трепетали, будто бабочки. Иногда, в особенно хорошем настроении, она показывала мне язык.

      Кассирша, молодая женщина с черными кругами вокруг глаз, равнодушно выслушала ее. Пробив три пачки печенья и несколько пакетиков с кашами быстрого приготовления, она сказала: «Что до меня, то я никогда не выйду замуж и не рожу детей. Мужики хороши только тогда, когда нужно что-нибудь починить».

      Тетя Агнес громко смеялась, складывая покупки в сумку. «Эта девушка много потеряет, – сказала она мне уже в машине, когда мы ехали домой. – Когда ты вырастешь, Кэти, обещай мне, что у тебя будет куча детей. Наполни ими весь дом. Не будь такой одинокой, как твой старый дядя Роджер и я». Тетя Агнес не могла иметь детей. Мама с папой объяснили мне, что именно поэтому они отвозили меня к ней на каникулы. Весь вечер мы выбирали имя для него/нее. А теперь тетя Агнес выглядела так, словно не знала, что сказать о новорожденном младенце.

      На платформе она обняла меня и сказала, чтобы я была храброй девочкой. Я ничего не понимала. Я всегда ездила в Суффолк одна. Сесть в поезд мне помогал кондуктор, а потом меня встречал папа. Никакой храбрости от меня не требовалось. Поезд, стуча колесами, вез меня