Резня на Сухаревском рынке. Андрей Добров

босые ступни в стоптанные ковровые тапочки и пошел к умывальнику. В перевязанном боку саднила неглубокая рана, полученная от бритого.

      – Который час? – спросил Скопин, плеская себе на лицо ледяную воду.

      – Одиннадцать, – взглянув в сторону ходиков, ответил слуга.

      – Утра?

      – Вестимо, ночи. Разве по утрам у нас дела делаются? По утрам душегубцы дома сидят или в церкву ходят, грехи замаливать. Одевайся уже.

      Иван Федорович сел на табурет у стола, намотал портянки, сунул ноги в сапоги, принесенные Мироном, потом натянул сюртук и, не застегивая его, приказал:

      – Водки дай.

      Мирон ответил:

      – Нету. Всю ты выжрал еще днем.

      Скопин тяжело вздохнул.

      – Это хорошо, что вестовой, – говорил Мирон, заправляя постель. – А то без работы ты совсем того… не человек, а тюлень.

      – Иван Федорович, срочно вызывают, – сказал посыльный, однорукий унтер Прибылов, оставленный на службе ввиду усердия.

      – Что там? – спросил Скопин, протирая глаза.

      – Известно что, раз за вами послали, – встрял Мирон. – Убийство, не иначе.

      – Оно, – кивнул унтер.

      – Кого пришили? – вяло поинтересовался сыщик.

      – Не знаю, вашбродь, – отозвался унтер. – Нам не докладывают. Беги, говорят, Прибылов, рука у тебе одна, а ногов – двое. Зови, говорят, Ивана Федорыча.

      – А кто хоть говорит-то? Куда ехать?

      – К нам, в Сущевскую часть. Куды ж еще, не в Кремль же!

      – Понятно, – сказал Скопин. – Мирон, шинель подай и фуражку.

      – Так вот они. – Бывший денщик уже протягивал форменное кепи и перекинутую через руку черную шинель с латунными судейскими пуговицами. – Может, повязку сменить, а? Прикипит ведь, потом с водой отдирать придется.

      Скопин, не отвечая казаку, сел на крепкий дубовый табурет и вынул из кармана маленькую чёрную трубочку.

      – Так кто тебя послал? – спросил он у вестового.

      – Архипов. Захар Борисович. Он у нас всего-то месяца три. Из Петербурга.

      – Питерский? – спросил Скопин.

      – Нет, наш, московский. Из молодых, да ранних. Обучался в столице. Очень прыткий.

      – Захар Архипов? Не знаю такого.

      – Я же говорю – недавно к нам устроился, – ответил унтер.

      – А ты, Прибылов, как? Со мной пойдешь или вернешься?

      – Я, вашбродь, домой пойду. Моя смена закончилась. Если целковым одарите, так по дороге ещё и свечку за вас поставлю Николе-угоднику.

      – В кабаке, что ли? – спросил Скопин, набивая трубку табаком из бисерного кисета.

      – Уж где придётся, – кивнул унтер.

      Скопин быстро шагал по темной спящей улице – Сущевская часть была недалеко, за баней. Газовые фонари горели тускло, в сыром воздухе висел плотный запах дров и угля. Время от времени взлаивали сторожевые собаки, но так, для порядка. Иван Федорович старался держаться досок, проложенных по краям улицы, чтобы не увязать в осенней грязи мостовой, но время от времени сбивался и, чертыхаясь, тер подошву о край доски, счищая