Резня на Сухаревском рынке. Андрей Добров

внутрь и не поговорим со стариком.

      Архипов досадливо скривился:

      – Не предполагал, что вы окажетесь таким крючкотвором.

      – Это моя профессия, – спокойно ответил Иван Федорович, выпуская клуб дыма. – Я судебный следователь. Вы же читали уложение о судебных следователях? Мы не делаем выводов, просто собирая доказательную базу. Выводы делает суд.

      – А! – Архипов махнул рукой.

      – Маша, хотите сесть? – спросил Скопин у девушки.

      Маша отрицательно покачала головой.

      – Как вы попали в полицию? – спросил Скопин молодого человека.

      Архипов поднял воротник пальто.

      – Можно сказать, что случайно. Готовился ехать на Балканы, но меня вместе с еще несколькими офицерами не отпустили в действующую армию, а отправили в столицу.

      – Зачем?

      Архипов отвел глаза.

      – Я не могу этого говорить. Скажу только: на обучение.

      – Понятно, – вздохнул Скопин. – Реформа?

      Архипов промолчал. Скопин был совершенно прав, Захара Борисовича направили в Сыскной отдел Санкт-Петербурга, предупредив, что после реформы точно такой же появится и в Москве, а значит, там будут сразу же нужны подготовленные кадры. Но с Архипова и других офицеров было взято честное слово, что они не станут раньше времени рассказывать о предстоящей реформе. После усиленного обучения их распихали по участкам в должностях следственных приставов, чтобы они поближе познакомились со своим будущим «фронтом работы». Впрочем, была и другая причина того, что Архипов молчал: после реформы должность Скопина и таких, как он, собирались упразднить. И все функции следствия по уголовным делам переходили в Сыскной отдел. Поэтому Захар Борисович так неловко себя чувствовал в присутствии Ивана Федоровича.

      За оградой послышались голоса, потом калитка отворилась, и на тропинке показалась грузная фигура в форменной зеленой шинели и сбитом на затылок кепи. Это был квартальный надзиратель Михеев, поднятый среди ночи с постели и оттого прибывший в самом раздраженном настроении. Узнав Скопина, он немного поутих и подошел, вытирая мясистой рукой мокрое от дождя лицо.

      – Иван Федорович? Здрасьте! Убили кого?

      Скопин указал трубкой на дом.

      – Знаете, кто тут живет, Савелий Палыч?

      – Тут-то? Трегубов, коллекционер. Что с ним?

      – Не открывает. Грозит револьвером, – ответил Архипов.

      Михеев повернулся к нему и прищурил глаза.

      – А вы кто будете?

      – Следственный пристав Архипов, – ответил Захар Борисович.

      – А! – поднял густые брови Михеев. – Тогда и вам здрасьте. Сейчас разберемся.

      Он подошел к двери и забарабанил по ней кулаком.

      – Там звонок есть, – сказал Архипов.

      Но квартальный не обратил на него никакого внимания.

      – Оставьте, он сам разберется, – спокойно произнес Скопин, не делая даже попытки подняться со своего ведра.

      – Я сказал, сейчас стрелять буду! – послышался истеричный вопль из дома.

      – Михайла Фомич, открывай. Это я, Михеев, –