Резня на Сухаревском рынке. Андрей Добров

или колечки.

      – У меня нет пудры, дядя, – пожала плечами Маша.

      – А? Нет? Ну когда-нибудь будет же. Забери! Не хочу видеть. И трешницу зря отдал проклятому.

      Маша вытерла о рабочее платье мокрые руки и приняла из рук дяди шкатулочку.

      – Красивая.

      Дядя скривился.

      – Такие в Риме на каждом шагу продаются для простофиль. Обмануть меня захотел, подлец! Думал Трегубова облапошить!

      Маша отнесла шкатулку к себе наверх, в крохотную комнатку рядом со спальней дяди. В ней всего-то и было из мебели – кровать с пружинной сеткой и старое высокое трюмо, куда она и поставила приобретение. Положить в шкатулку ей было совершенно нечего – если только колечко, подаренное матерью-покойницей. Но она никогда не снимала это колечко – даже на ночь – в память о матушке.

      На лестнице послышались шаги Михайлы Фомича. Он спустился, тепло одетый, с тростью и уже в шляпе.

      – Вы надолго, дядя? – спросила Маша.

      – Как бог даст, – ответил старик. – Приберись у меня наверху. И проветри, только немного, чтобы комната не застыла.

      Он открыл дверь и на пороге остановился, указывая на замки.

      – Помнишь?

      Маша кивнула.

      – Все закрыть и никого не пускать.

      Трегубов сухо кивнул и вышел. Он брал извозчика до Сухаревки только в крайних случаях, когда надо было ехать далеко или с ценным грузом. Во всех остальных случаях Михайла Фомич передвигался пешком, отмахивая иногда по московским улицам до пяти верст.

      Маша подождала немного, потом поднялась на второй этаж, застелила постель старика и открыла окно. Потом пошла в свою комнату и прилегла на кровать со старым, еще февральским номером журнала «Модный базар», который за три копейки купила у старьевщика в прошлый четверг.

      Часы в кабинете дяди пробили пять. Маша начала тихонько дремать, как вдруг внизу позвонили в дверь. Она вздрогнула всем телом и села на кровати. Показалось? Но тут звонок задребезжал снова.

      Возможно, это кто-то из соседей по улице? Или бродячий разносчик? А то и наводчик – ходит такой по домам, звонит в двери, выискивает, где хозяева в отъезде. Надо проверить. А если наводчик – то и спугнуть.

      Маша спустилась вниз по лестнице, подошла к двери и строго спросила:

      – Кто там?

      – Это Маша? – раздался из-за двери мужской голос.

      Маша опешила. Что такое? Кто мог ее звать? Голос был незнаком.

      – Что надо? – спросила она уже не так строго.

      – С Михайла Фомичем беда! Попал под экипаж! Сильно расшибся!

      Маша оцепенела. Она не могла понять, что ей говорят с той стороны двери.

      – Открывайте скорее, надо его перенести! Мы его в пролетке привезли.

      Человек с той стороны двери говорил с такой тревогой и напором, что Маша уже взялась за засов, но в последний момент остановилась. А вдруг это воры? Вдруг она сейчас откроет дверь, а они ее и схватят, свяжут, а дом обчистят?

      – Скорее! Скорее! – заговорил