Корсары Южных морей (сборник). Эмилио Сальгари

маркиз?

      – Бог с тобой! Простому моряку не пристало иметь такие желания. Разве я смею метить так высоко? Я люблю вторую.

      – Камеристка?

      – Ее, сердешную, – сознался Каменная Башка. – Уж как я ее, голубушку, обожаю! Прямо спасу нет. Сердце так и рвется на части! Понимаешь ли, какая штука, нас, моряков, наши суженые видят редко, ведь мы вечно пропадаем в море.

      – Карашо! Карашо!

      – Да уж, просто превосходно! – расхохотался боцман. – Пей, сынок, и протри глаза.

      – Я слушать, папаша!

      – Говорю тебе, весь иссох прямо от любви к этой самой камеристке. Знаешь ее?

      – Та.

      – Чудо как хороша, правда?

      – Немношко старофат.

      – Дьявол, так и я не молод!

      – Протолшай, отец.

      – Ну да… Отец наш небесный, – проворчал бретонец. – Еще немного, и этот лютеранин прочитает мне Pater noster[2]. Бордо и не то с людьми творит. – В третий раз раскурив свою трубку, боцман продолжал: – Так ты, стало быть, сынок, состоишь при особняке?

      – Ja.

      – Послушай, мне страсть как охота повидать мою милую. Можешь это устроить?

      – Я профести тепя в осопняк.

      – Что, правда?

      – Шестно слофо, папаша!

      – Тогда протри глаза и слушай, сынок. А ты, хозяин, принеси нам еще четыре бутылки чего-нибудь покрепче твоего бордо.

      – Может, виски?

      – Сойдет.

      11. Бретонец покоряет камеристку

      Каменная Башка хладнокровно набил табаком трубку, разжег ее, раз двадцать ударив по огниву, выпустил пару колечек дыма и повел задушевный рассказ:

      – Я повстречал ее во Франции, в одном портовом городке. Как только я увидел эту красотку с волосами цвета льна…

      – Папаша, у этой шерный фолос, – возразил солдат.

      – Твоя правда. Беспамятный я дурак! Совсем потерял разум на старости от любви. Так вот, я присох к ней душой и сердцем, как это случается только с моряками. А потом мы снова повстречались с моей милочкой на Шетландских островах. Там у маркиза Галифакса пропасть разных замков и охотничьих угодий. А уж после… Ты, к слову сказать, давно ли ее видел?

      – Фшера фешером, папаша.

      – Счастливец! Как я завидую тебе! С нашей последней встречи минуло три года…

      – Карашо, папаша. Ты шелаешь ее фитеть?

      – Безумно, просто безумно, сынок.

      – Ошень просто. Ее каспаша шифет наверху в пашне. Фнису только отин щасовой. Сеготня ошереть моего прата Фольфа, и мы спокойно итти.

      – Ушам своим не верю! Да за такую божескую милость с меня еще один завтрак для вас с братом!

      – И ты платить, папаша.

      – Уж не сомневайся! – с пылом истинного влюбленного пообещал Каменная Башка, а себе под нос пробормотал: – Да эта немчура за пенс удавится! Воображаю, на что он пойдет за фунт! – И, выпустив подряд пять колечек дыма, торжествующий бретонец уточнил: – Так в котором часу, говоришь, можно проникнуть в особняк?

      – Щасофой сменяется в тефять, – отвечал солдат. – Ты фхотить со мной.

      – Ветер уже звенит в трубах, – хохотнул боцман. – Где мне тебя найти?

      – Под стенами пашни.

      – В

2

«Отче наш» (лат.).