Лягушка на стене. В. Г. Бабенко

в обход своих владений. В такой холод птицы грели малышей, и, обнаружив самку, можно было с уверенностью сказать, что все четыре пуховичка находятся под теплым брюхом матери, а не бегают по всей тундре, как это случалось в погожие дни. В непогоду легко можно было поймать и куличиху, поместив в центр настороженного лучка птенца. К пищащему от холода отпрыску тот час же подлетала мать, и дуга самолова набрасывала на нее сетку. Так что в такую мерзкую погоду орнитологу удавалось убивать сразу двух зайцев, легко кольцуя и птенцов, и их родителей.

      Саша, найдя куличиху, отгонял ее в сторону, быстро хватал всех птенцов и сажал их на свою голову под шапку, в тепло. Самка отлетала в сторону, жалобно кричала, волочила крыло и всячески притворялась раненой, пытаясь спровоцировать Сашу увлечься ею. Но стойкий Саша не бежал за самкой, а доставал из-под шлема танкиста первого куличонка, надевал на его неокрепшую лапку кольцо и отпускал пушистого пленника на землю.

      Птенец тут же начинал пищать от холода. Самка, присаживалась рядом, распушала оперение и начинала греть отпрыска. А дальше Саша просто подкладывал под нее других окольцованных куличат.

      В очередной раз всё сначала разыгрывалось по отработанному сценарию: куличиха побежала на крик пуховичка, но неожиданно, она испуганно шарахнулась в сторону и улетела. Паша оглянулся. Сзади к нему подходил голландец.

      Конечно, он знал, что советский орнитолог (в отличие от студента-вегетарианца) был браконьером, но не предполагал, что он к тому же и такой садист. Надо же было выбрать самый холодный и ветреный день, для того, чтобы искать гнезда. Не мог это сделать вчера или позавчера, когда погода была теплой и солнечной. Вместо этого зачем-то пошел к морю. Наверно там кого-нибудь застрелил. А вот теперь, в такой мороз, поймал птенца. Он же замерзнет, вон как кричит, и самочка беспокоится, вокруг так и бегает.

      И голландец, забыв о дипломатических приличиях, подошел к Саше и высказал ему всё, что он о нем думает, плавно переехав с первой, не очень удачной русской фразы на английский язык, а потом и вовсе стал шпарить по-голландски. Саша различал лишь единственное знакомое слово, периодически произносимое спонсором, – «фашист».

      Саша не стал возражать безумному голландцу, а просто снял шапку, обнажив свою лысину, обильно запачканную испуганными птенцами (отчего орнитолог стал похож на известного генсека) и выпустил остальных пленников к обрадованной матери. Всё куличное семейство радостным писком благодарило доброго иностранного избавителя. Саша надел шапку и, обиженно втянув голову в плечи, пошел к балку.

      А голландец спрятался от ледяного ветра за сортиром. Там он в бинокль стал вести наблюдения за куликами, сопереживая воссоединению семьи. Саша в балке отогрелся, попил чаю и загрузил желудок очередной порцией противной сладкой каши, сваренной утром студентом. Он посидел, погрустил еще немного и почувствовал определенный позыв. Орнитолог не стал противиться природе и вышел до ветру,