Из тупика. Том 2. Валентин Пикуль

здесь люди не умели опаздывать.

      – Кембридж, Ньюмаркет, – объявила проводница, оторвавшись от чтения газеты, и прямо направилась к Небольсину: – Вам следует сойти именно здесь. Прошу вас, сэр!

      Он был еще страшен и оборван. Но сон продолжался…

      Длинный коридор склада уходил вдаль, словно кавалерийская конюшня. И вдоль всего цейхгауза тянулся гладкий прилавок. Виктор Константинович шагнул в прохладу помещения, и сразу женщина сняла с него мерку по талии. Другая вежливо обмерила ему череп. Третья спросила о размере обуви. Тут же ему подогнали по фигуре новую форму, и Небольсин сразу помолодел, подтянулся.

      Снова почувствовал себя воином – бойцом великой России. И пусть мундир не русский, а британский френч: не в этом дело, казалось Небольсину, и он с радостью продолжал досматривать этот чудесный английский сон…

      Цейхгауз протянулся на полверсты, и казалось, ему не будет конца. Небольсина последовательно снаряжали: наручный компас, пистолет в элегантной плоской кобуре, полевая сумка, офицерский несессер, в котором было все – от куска туалетного мыла до пилки для подравнивания ногтей.

      Вот уже и конец длинного сновидения.

      – У русского офицера есть часы? – спросили его в самом конце длинного прилавка.

      – Нет, потерял, – сказал Небольсин.

      На самом же деле он их проел. И ему дали часы, затянутые сеткой от ударов в бою. На выходе встретил офицера любезный парикмахер, и Небольсин расстался со своей бородкой «буланже».

      – Как зачесать вам волосы?

      – Пробор…

      Ему сделали точный пробор английского джентльмена, указали номер казармы, дружески хлопнули по плечу:

      – Теперь русский офицер готов хоть сейчас на Москву.

      – Готов, – ответил Небольсин и с забытым удовольствием вскинул руку к козырьку.

      – Я буду в Москве… непременно!

      Волоча тяжелый парусиновый чемодан, набитый новенькими вещами, Небольсин даже не верил, что это он… Опять он!

      В прохладном коттедже казармы высились в три этажа кровати, уже застланные свежим бельем, повсюду царил порядок, гуляли приятные сквозняки, и одинокий хорунжий с босыми пятками играл на гитаре.

      Вянет лист, проходит лето,

      Иней серебрится.

      Юнкер Шмидт из пистолета

      Хочет застрелиться:

      Пиф-паф!

      В паузе между куплетами Небольсин спросил:

      – Где будет моя койка?

      – Не мешай! – И, шевеля пальцами ног, словно ему сладостно чесали пятки, хорунжий брызнул по струнам. – Слушай, Кембридж, слушай:

      Погоди, безумный, снова

      Зелень оживится,

      Юнкер Шмидт, честное слово,

      Лето возвратится.

      Чик-чирик!

      – Тебе чего? – спросил хорунжий, оставив гитару.

      – Где мне придется спать?

      – А вон… кидай чемодан на эту. Как раз вчера юноша Чеботарев благородным выстрелом в висок покончил счеты с земной юдолью, и я так думаю, что сегодня он уже не придет ночевать.

      Небольсин