.

вдоль длинного коридора.

      Мимо проходила секретарша, посторонилась:

      – Мазгутик, кого это ты потащил?

      – Самого главного… Добрались!

      Комлева не убили. Небольсин встретился с ним еще один раз, но уже в другом месте…

      Не дай бог никому такой встречи!

***

      Женька Вальронд спросил у Спиридонова:

      – Вы и есть эта самая ВЧК?

      – Да. Что вам, гражданин, надобно?

      Мичман сел, не дожидаясь приглашения.

      – Значит, – спросил снова, – вы и есть тот самый, который карает и так далее?

      Спиридонов потянул на шинели своей пуговицу: пора пришить.

      – Гражданин, – сказал, – или дело, или выматывай!

      Вальронд закинул ногу за ногу. Носок мичманского ботинка еще хранил блеск, но подошва была отбита начисто и болталась длинным, несуразным языком, усеянным изнутри гвоздями-зубьями.

      – Я взволнован, – признался мичман. – И должен объяснить вам все по порядку…

      – Давайте по порядку, – согласился Спиридонов.

      Женька Вальронд глубоко вздохнул и начал с чувством:

      – Весной этого года я провожал одного покойника, слишком для меня дорогого, на кладбище. Была чудесная погода, и душа ликовала в предвкушении близкой выпивки…

      – Прошу конкретнее! – остановил его Спиридонов.

      – Вот вы, большевики, не терпите лирических отступлений. А ведь это очень важно.

      – Некогда, – сказал ему Спиридонов.

      – Понимаю. Тогда лирику отодвинем. – Вальронд поднялся и шаркнул по полу оторванной подошвой. – Предлагаю себя Советской власти в качестве кадрового артиллериста. Бог все видит: я, ей-ей, был неплохим плутонговым на крейсере.

      – Садитесь. – И Спиридонов усмехнулся забавности этого молодца. – Чем, – спросил он, – вы руководствуетесь в своем желании служить Советской власти?

      – Исключительно декретом Ленина.

      – Так. А что вы делали в семнадцатом, мичман?

      – Да как сказать… – смутился Вальронд. – Семнадцатый год я посвятил одной немолодой женщине. В толстой книге «Весь Петербург» она значилась как почетная гражданка Санкт-Петербургской губернии.

      – Точнее?

      – Можно и точнее: я охранял ее имущество от засилия диктатуры пролетариата…

      – А ты, мичман, весельчак, – прищурился Спиридонов и подумал: «Мы, наверное, одногодки». – Почему же не обратился ты в губком? В военком? А сразу ко мне?

      – Честно?

      – Только так и надо.

      – Хорошо. Скажу честно. Я решил заглянуть в пасть самого страшного зверя – прямо к вам. Если меня уж и здесь не расстреляют, дальше я как-нибудь и сам выгребусь…

      Спиридонов громко расхохотался:

      – Это действительно честно сказано… Только вот, товарищ, моря у нас здесь нету. Артиллерии кот наплакал. Да и скажу на твою честность не менее честно: сбежишь ведь!

      – Кто?

      – Да ты и сбежишь от нас, мичман.

      – Куда?

      – На Мурман… как и все…