Из тупика. Том 1. Валентин Пикуль

кивнул Захаров. – Поговорить напоследки надо!

      И начали они разговоры – деловые, хорошие.

      – Вот ты, к примеру, Тимоха, – начал рассудительный Захаров. – Ты, браток, офицером станешь. Это хорошо. Поболе бы таких офицеров… из народа! Становись кем хошь. Но свое происхождение помни. Матроса чти! Уважай его. Сам хлебнул…

      – Братцы, – плакал Харченко, вконец умиленный, – да рази уж мне… Хосподи! Только бы до кают-компании добраться. Да сесть там. А уж вас в обиду не дам. Постою! Ей-ей, братцы мои…

      Подошел к ним какой-то бородатый дядя в пенсне:

      – Какие лица! Какая речь! Вот они, милые русские простодушные лица! Вот она, славная русская речь… Да здравствует русский флот! Да здравствует русская армия! В условиях тягчайшей реакции вы, товарищи, сумели пронести…

      Сашка Бирюков рывком уперся в столб, как бык:

      – Ты вот что, паря! (И завращались глаза, налитые кровь.) Ежели чарочку задарма ковырнуть хошь – пожалуйста. Дерни и – отваливай! Потому как мы и без тебя речи всякие знаем. А будешь приставать, так я тебе так врежу, что колбаской скрутишься.

      Бородатого земляка от стола отвадили. Зачем он им со своими громкими и неумными речами? У них сейчас своя политика – житейская, матросская, затаенная.

      – Восьмой уж год… – качался на стуле охмеленный Шестаков, трюмач крейсера. – Братцы! Стыдно мне… молчал. Ныне скажу: баба-то моя родила… Сына, пишет. Это как понимать? С ветру, што ли? А я вот здесь… с курвами? Рази же это жисть?

      Взял стакан, сунул его в рот и – скрежет пошел. Крошилось стекло на зубах. Плевал осколки окровавленным ртом, визжали они под каблуками проституток.

      Харченко, расслабленный алкоголем, шмякнул на стол еще мятую пачку франков:

      – Музыка! Жги…

      Заиграли скрипки: «Ах вы, сени мои, сени, сени новые мои…»

      В разгар гульбы откуда-то появились солдаты – наши же, русские, из корпуса Особого назначения. Их перед отправкой из России принарядили франтами: суконце на мундиры дали офицерское, голенища сапог – хром, чистый. С бокалом в руке подошел к матросам ефрейтор, вцепился в спинку стула, пьяно вихлялся, брызгаясь шампанским.

      – Земляки! Доз… зззз… вольте. Вот как…

      – Чего вы тут, ребята? – спрашивали аскольдовцы.

      Подгреб еще один солдат – потрезвее.

      – Экскурсия у нас, – объяснил.

      – Ну и как? Всё уже осмотрели?

      – Да приглядываемся потихоньку…

      – Валяй, валяй. Баба-то тебе ничего попалась…

      А пьяный ефрейтор все цеплялся за стул Бирюкова, просил:

      – Доззззвольте… ззза компанию! Честь имею… Каковашин!

      Бирюков вскочил.

      – Ты что мне, крупа, шампань за шкирку капаешь?

      Тот, что был потрезвее, щелкнул каблуками:

      – Извините Каковашина, он ваш боевой товарищ. Мы на деле осуществляем формулу Бриана: единство действий на едином фронте. Сейчас – форт Мирабо, а завтра – фронт… На штык!

      А шампанское за синий воротник – кап, кап, кап.

      – Да отцепись! –