Из тупика. Том 1. Валентин Пикуль

рассказывал Шестаков, – в Марселе-то еще чище было. Когда наших солдат, крупу несчастную, во Франции высыпали, так сам Пуанкаре по плечу солдат хлопал.

      – Демократы, – переживал комендор Захаров. – У нас на шкафут норовят поставить, а у них – за лапку: мое почтение. Сам видел, подошел матрос-француз к своему офицеру, прикурил у него и… отошел. И даже в ухо не получил!

      Сашка Бирюков, зажав меж колен колодку, чинил ботинок.

      – Попробуй у нас – прикури у старшого. Он тебя потом до конца на солнышке скурит, даже чинарика не останется.

      – А я, братцы, – вдруг сознался степенный Захаров, – еще во Владивостоке три рубля у Вальронда занял…

      – Ну-у? – удивились в кубрике.

      – Ей-ей. Не вру. Дошел до конца веревки. Баба моя тут как раз разродила ни к селу ни к городу. Масленица! А выпить и закусить – пусто. Обозлился я на судьбу и подошел. «Ваше благородье, говорю Вальронду, отдам… Выручите!»

      – И дал?

      – Дал. Тут же занял у лейтенанта Корнилова и мне… дал!

      – А как ты отдавал?

      – Ничего. Мичман покраснел, даже извиняться передо мною стал. «Извини, говорит, Захаров, мне стыдно с тебя три рубля получать обратно. Но, понимаешь, сам без копейки сижу…»

      – Вальронд такой, – хмуро рассудил баптист Бешенцов. – Он кутит, почем зря. В любой кабак, как баба в зеркало, так и всунется! Но от него обид нету: душу еще не испохабил…

      – Да, – согласился Сашка Бирюков, колотя по подошве. – Вам, носовому плутонгу, просто повезло на офицера. А вот нам, машинным, так… Бывает, нагнется Федерсон под мотылем, а я думаю: пихни разок – и амба! В котлету!

      Захаров мигнул, переводя глаз на Пивинского:

      – Не болтай, Сашка!

      – А что? Сашка Бирюков себя еще покажет…

      Пивинский вдруг ни с того ни с сего спустил с подволока стол, и он закачался на цепях посреди палубы, словно качели в деревне. Бросил подушку и завалился на стол, потягиваясь.

      – Сдурел? – сказали ему. – Не велик князь! Дождись часа, и дрыхни до трубы… Это непорядок.

      – Выслуживаетесь? – Пивинский привстал на локте, оглядел матросов. – Обвешались крестами, словно иконостасы. У кого Георгия, у кого японские солнышки, у кого львята английские… Просто потеха мне с вами!

      – Завидно? – усмехнулся Захаров. – Да, русский матрос таков. Если бы мы да деды наши плохо воевали, так от России бы шиш остался. Мы служим честно. А вот тебя, словно сучку базарную, кажинный день по углам лупят.

      – Меня не залупишь! – огрызнулся Пивинский. – Я тебе не сучка, а блатной с Лиговки, меня в Питере вся шпана знает. А вы, шкуры, накройтесь в доску до понедельника!

      – Бить или погодить? – спросил Сашка Бирюков.

      – А учить надо, – заметил баптист Бешенцов.

      Шестаков подошел к столу, покачал его.

      – Приятно тебе? – спросил. – Только ты нас, старых моряков Тихова океану, ране срока в деревянный бушлат не заворачивай.

      И грохнул Пивинского со стола – штрафной гальюнщик