Крик родившихся завтра. Михаил Савеличев

Бравого по потной спине.

      – Что? Как?

      – Ляг. Вот так. Спокойнее. Ничего не делай, я всё сделаю сама.

      Судя по всему, жена Бравого держала его на позиционном сухом пайке – строго в ночнушке и строго на спине.

      – Ты где этому научилась? – почему-то прошептал Бравый.

      – В Париже. Был в Париже?

      – Почти.

      – Это как?

      – Сотню километров не дошел со своим батальоном. А съездить потом не удалось.

      – Неужели тамошние девицы не преподали юному воину-освободителю уроков любви где-нибудь на сеновале?

      – Перестань. Нет, не перестань, продолжай…

      До самого последнего мгновения Наталья ничего не испытала. Ни капли возбуждения, ни грамма страсти. Или так и должны себя чувствовать женщины легкого поведения? Оргазм – дело чересчур затратное. Особенно для женщины, которой природой предписано понести и девять месяцев взращивать плод. Слишком сложное мероприятие, чтобы расточать энергию на оргазмы. Мужчины – другое дело. Расходный материал эволюции. Без оргазма не пошевелится.

      – О чем думаешь? – Бравый ворошил ее короткие волосы. Пытался ухватить покрепче в какой-то мужской ласке. Не получалось.

      – Об оргазме, – призналась Наталья. – Где сигареты? А, вот.

      – Там действительно была одна француженка, – сказал Бравый. – Ничего особенного. Обычная деревенская дурнушка. Но симпатичная.

      – Только не надо рассказывать о своих бравых похождениях.

      – Нет-нет. Я был молод и глуп. Даже войны толком не видел – задел краешком. А то, что видел, не способствовало романтике.

      Он вдруг сел.

      – Ты чего? Не хочешь, не вспоминай.

      – Горы обуви. Горы детской обуви. Горы игрушек.

      Наталья погладила его. Он вздрогнул, но не обернулся. Не отстранился.

      – Столько лет прошло, а они перед глазами стоят. Как картинка. Кому только в голову пришло включить пацана, и войны-то не видевшего, в батальон связи? Связи… Аушвиц, Бухенвальд, Форт де Роменвиль – и везде нужна связь для следователей. Наверное, поэтому и включили – мальчишка, не озверел, не видел крови, значит, должен выдержать. Выдержать. Кто-то ведь должен делать и эту работу?

      – Прости. С этими идиотскими шутками…

      – Я виноват, – сказал Бравый. – Ужасно виноват.

      Наталья обняла его, прижалась крепче. Рука скользнула по животу.

      – Всё было хорошо, даже и не думай…

      Бравый вздрогнул от прикосновения.

      – Нет. Я не об этом. Дело в том, что это я открыл детей патронажа.

      Наталья замерла.

      – Открыл? Детей патронажа? О чем ты?

      – Форт де Роменвиль. Это не был обычный лагерь. То есть был, конечно же. Там в специальном отделении содержались детишки. Не очень много… Следователи долго не понимали, для чего. Точнее, понятно, что над ними ставились эксперименты. Странные эксперименты. Непонятное оборудование. Никаких записей. И свидетелей. Всех детей перед нашим наступлением… Почти всех. Но я нашел одного. Совершенно случайно. В той деревне… Дурак,