Крик родившихся завтра. Михаил Савеличев

пошел бы в воскресенье на детский сеанс.

      – Значит, семья ждет в Союзе?

      Он промолчал.

      – А, заядлый холостяк? Я не в укор, – сказала Наталья, – я сама еще та феминистка.

      – Кто-кто?

      – Не обращайте внимания, нахваталась в Сорбонне. Модная болезнь, она недавно нам подарена была. Что-то мало народа для выходного. Неужели все в этих ваших знаменитых онсенах?

      – Они не наши. И почему именно в онсенах? Кто-то просто в город поехал. Кстати, не желаете?

      – В онсен? – Наталья опять неожиданно для себя хихикнула. Лежать голышом в горячем источнике ей показалось забавным.

      – В город. Из концлагеря вы, наверное, никуда не выбирались.

      Что-то порвалось, озноб вернулся. Хоть следующую дозу вкалывай. Она отпустила Бравого и присела на лавочку. Дрожащей рукой достала из сумочки пачку.

      – Почему концлагерь?

      – Вам нехорошо? – Бравый башней возвышался над ней, трубный глас доносился из поднебесья. – Вам нехорошо? – то ли эхо, то ли навязчивость.

      – Почему концлагерь? – Чертова сигарета никак не желала прикуриваться от зажигалки, огонек которой метался из стороны в сторону, пока Бравый не сжал ее запястье, остановив тремор.

      – Вы и правда желаете об этом говорить? – Удивительная церемонность для бравого офицера.

      – Вы начали разговор.

      – Я его давно для себя закончил. Но то, чем вы занимаетесь, всё равно бесчеловечно.

      – Откуда…

      – Я служил с генералом Бехтеревым. Обеспечивал развертку и поддержку ОГАС. Сидел за рабочей станцией в нескольких метрах от ширмы. Они всё еще используют ширму?

      – Это особый случай, – сказала Наталья. – И стечение особых обстоятельств. Наука обязана его изучить.

      – Обязана? Во имя чего?

      – Во имя человечества. Торжества разума. Счастья всех людей. Какой ответ вам больше по душе?

      – А как же слезинка ребенка?

      – Достоевский был идеалистом. Я – материалист. Вы ведь воевали? И убийство врага не считали убийством? И там гибли дети. А врачи? Чтобы спасти жизнь, порой приходится причинять страшную боль. В том числе и детям.

      – Не ожидал услышать это от женщины.

      – Я ученый. Особая чувствительность женщины, к вашему сведению, мужской шовинизм. Женщины безжалостнее мужчин.

      – По-вашему, она лишь научный образец? И мы не можем ждать милостей от природы, взять их – наша задача?

      – Послушайте, Бравый, я понимаю ваше положение – без семьи, отставка, может быть, и мой отец – не самый душевный и понимающий человек в мире, но, право, это не повод оскорблять меня.

      Темная тень Бравого всё росла и росла, поглотив солнце, тепло, жизнь, оставив ее на дне какого-то колодца, куда звуки доносились еле-еле, искажаясь до неузнаваемости могучим эхо. Девочка и эхо. Очень маленькая девочка и очень громкое эхо. Ей стало невыносимо одиноко. И еще она вспомнила про научный образец с биркой, точнее – с номером, выбитым на культе. Зачем?

      – Вам плохо? Вам плохо? – как заведенный повторял Бравый.

      Пальцы