Убойный снег. Виталий Лозович

привстал Сашка, – это… что это у тебя?

      И потянулся к Фрэнку через стол. Фрэнк немного опешил, посмотрел на свой пиджак, увидел леску, выдернул ее и безразлично сказал:

      – А-а, это постоянно выходит. Наверное, плохо сшит.

      – Матерь Божья, – достал из-за пояса свой большой тесак Сашка и еще больше перегнулся через стол к Фрэнку, – как это… хорошо, что плохо сшит…

      Тут вдруг мгновенно, очень резко и властно крикнул:

      – Снимай пиджак! – и схватил Фрэнка за рукав одной рукой, другая так и сжимала рукоять ножа. Все в избе замерли и, таясь от страха, ждали развязки. Фрэнк зашептал беззвучно губами, как заведённая кукла, стянул с себя пиджак и отдал Сашке. Тот плюхнулся обратно на лавку, мастерски полоснул лезвием по пиджаку. «Вот, почему Халембой – пронеслось у него в голове, – довольно рыбный… довольно… значок у Элизабет… если согнуть… это же крючок, блесна почти… дальше, дальше… полтора, два метра льда… чем, чем? Ножом. Конечно, ножом… воронку конусом вниз… можно пробить, можно…»

      Он обвёл всех стеклянными глазами и ровно доложил:

      – Кажется, живем, только не надо суетиться. Лизка, – обернулся он к Элизабет, – где твой «кленовый лист»?

      Обескураженная Лизка тут же отцепила значок, вырвав из свитера изрядный клок, поднялась и отдала его Сашке.

      – Так, дорогая моя, – фамильярничал Сашка, – у тебя тонкие пальчики?

      Голос у него немного хрипел от волнения:

      – Нам нужны очень тонкие пальчики… нам надо вязать очень тонкие узелки… Сможешь?

      – Похоже, смогу, – неуверенно ответила она.

      – Дядь Миш, ножик свой не потерял? Надо бортовку резать… леску вытаскивать.

      – Подожди, – веско оборвал его тот, – ты кого ловить собрался?

      – Не знаю, – не испугался Сашка. – Щука какая-нибудь должна же быть?

      – Щука? – дядя Миша обвёл глазами присутствующих. – Она вмиг твою леску перекусит, а «крючок», я так понял, у нас один?

      Макс молча вынул из кармана круглые часы на цепочке и положил на стол. Рядом с часами змейкой уложилась тонкая цепочка.

      – Выдержит? – спросил дядя Миша.

      – Это, – Макс подумал, подбирая слова, – это сталь… цельная… литая…

      Цепочку оторвали с корнем.

      – Если вы не против меня, – страшно картавя, сказал Макс, – я бы мог помочь, я… как это… профессиональный рыбак. Спортсмен. Правда, подо льдом никогда не ловил. Но-о, снасти… так? Сделать могу.

      – Тебе и карты в руки, – сказал ему Сашка, схватил шапку и бросился вон из дома.

      – Ты-то куда? – крикнул вдогонку дядя Миша.

      – Прорубь рубить! – донеслось уже снаружи.

      Рубил прорубь Сашка до ночи. Рубил воронкой конусом вниз. Лёд бил в лицо. Он разлетался мелкими кусками во все стороны, резал кожу, впивался в глаза. Было больно. Но это было только больно и больше ничего. При каждом ударе Сашка жмурился интуитивно, отворачивая лицо, что не помогало. И опять бил, бил и бил с каким-то радостным остервенением. Лёд дробился быстро, не успел