Убойный снег. Виталий Лозович

полой куртки, в лучах солнца сверкнул какой-то значок. Сашка сделал шаг, не сводя глаз со значка, Элизабет тут же провела рукой по волосам у виска, упрятав их за ухо, вроде как они мешали, и автоматически опустила руки в карманы.

      – Есть опасность какая-то? – спросил Сашка.

      Она пожала плечами, опустив лицо вниз, потом очень задумчиво взглянула на Сашку и негромко проговорила, поглядывая на дверь:

      – Ваш дядя Миша, когда узнал, сказал, что сейчас найдёт этот… тесак и зарежет Фрэнки. Разрежет его на куски и будет кушать его вечером вместо печенья. Он сильнее Фрэнки. Он, наверное, сильнее нас всех. Надо быть…

      – Не бойся, – не очень ласково прервал ее Сашка, – надо будет, дядя Миша первый подставится за вашего Фрэнки. Куда этот дурачок убежал?

      – Я думаю, он скоро появится. Куда здесь бежать?

      – Красивый у тебя значок, – кивнул Сашка, так запросто, что американка даже глазами поморгала.

      – Это? – непонятно чему удивилась она. – Это «кленовый лист» – символ Канады. Мне его подарил Поль, который сейчас у вас в больнице.

      – Муж твоей сестры? – вспомнил Сашка.

      – Да перед нашим отъездом… сказал, он принесёт мне удачу. Вот видите, пока живы все…

      Элизабет вдруг молниеносно, аккуратно сжала свой свитер левой рукой, правой рукой вынула значок и протянула Сашке.

      – Возьмите, Сашья. Возьмите себе, на удачу.

      Сашка даже улыбнулся такой искренности, взял значок, посмотрел – обычный металлический жёлтый листик на длинной, острой ножке. У острия была заусеница. Все очень напоминало конструкцию русского багра – острие с крошечным крючком в обратную сторону.

      – Это, – заметила Элизабет, как он пристально рассматривал заусеницу, – это чтоб держался крепче, правда, снимать тяжело, зато прочно. Возьмите…

      – Не надо, – отдал он значок, – выберемся когда, другое дело. Сейчас не надо.

      Фрэнк явился только под вечер. Поднялся на крыльцо, как на эшафот, решительно открыл дверь, переступил мужественно порог, аккуратно, но твёрдо закрыл дверь, прошёл к нарам, снял обувь и, ни слова не сказав, завалился на «боковую». Все промолчали. Дядя Миша кипятил воду для бульона, поддерживая нужный огонь в печи, Макс, сидя на лавке у стола, тихонько шевелил губами, читая вечернюю молитву, Элизабет сидела на месте Сашки на нарах у окна и бесцельно смотрела куда-то в тундру, сам Сашка столь же бесцельно катал по столу, сидя на табуретке, небольшую ниточку, то скручивая ее колечком, то разворачивая в жгутик.

      Ужин в тот день состоял из одного бульона. Фрэнк к столу не встал. Когда его позвали, он даже не пошевелился. Тогда дядя Миша зачерпнул кружкой бульон из кастрюли, подошел к Фрэнку, присел рядом и потормошил его за колено.

      – Вставай, парень, – почти ласково сказал он, – так никому ничего не докажешь.

      Фрэнк не пошевелился.

      – Ты на меня не серчай, – продолжил дядя Миша, – это я сгоряча… утром. На-ка, вот, хлебни бульончика, полегчает.

      – Я не хотел! – вскочил внезапно Фрэнк. – Я сам не знать, как сделать!

      И быстро продолжил