Одинокие люди. Герхард Гауптман

раздражать меня…

      Катя. Но ведь дело обошлось довольно мирно.

      Ганс. Правда?

      Катя. Кто знает, может быть он и не заметил ничего.

      Ганс (ходит по комнате, хватается за голову). Во всяком случае, все это неприятно.

      Браун. Ты опять на что-то сердишься, Ганс.

      Ганс (внезапно приходит в раздраженное настроение). Чорт возьми, пусть оставят меня в покое! Не выводите меня из себя, иначе, – если мое терпение лопнет…

      Браун. Это было бы недурно.

      Ганс (обращаясь к Брауну). Все то вы фанатики, больше ничего. И какой смысл говорить правду старому человеку? Что толку? Когда мне приходится сталкиваться с подобными людьми, вся моя злость проходит мгновенно. Мне тотчас становится ясно, что сердиться на них просто ребячество. Все равно, как злиться на то, что на сосне растут иглы, а не листья. Во всем необходима объективность, друг мой.

      Браун. В науке, может быть, но не в жизни.

      Ганс. Ах, дети! Все эти мелочи мне так противны… так противны. Вы не можете себе представить, до какой степени (Бегает по комнате).

      Браун (переходит от печки к столу и бросает окурок сигары в пепельницу). А мне, ты думаешь, не противно? И я часто испытываю то-же самое. Но к чему постоянно ныть и стонать, чорт побери!

      Ганс (другим тоном, со смехом). Ну вот, не кипятись ради Бога. О постоянном нытье не может быть и речи. Но почему же иногда и не повздыхать? Нечто в роде жажды воздуха, больше ничего. Мне вовсе не так плохо живется и, во всяком случае, я долго еще не буду таким банкротом, как ты.

      Браун. Очень может быть.

      Ганс. Ты притворяешься.

      Браун. нисколько.

      Ганс. Ах, банкрот, банкрот. Что собственно значит банкрот? Ты так же мало банкрот, как и я. В чем банкротство? Неужели в том, что я не захотел портить настроение духа отцу и пастору?

      Катя (обнимая Ганса). Ганс, Ганс, будь спокойнее.

      Ганс. Моя работа сильно беспокоит меня. Вот уже две недели я не принимался за нее.

      Браун. Ты малодушен. И не сознаешь, как унизительно это…

      Ганс (не расслышав слов Брауна). Что?

      Браун. Когда идет дождь, то мокро, когда снег, то все бело, когда замерзнет, то будет лед.

      Ганс. Дурень!

      Катя. Тише, Ганс. Вспомни о мальчике. Зимою мы устроимся здесь прелестно. Ты будешь много работать.

      Ганс. Знаешь, Брео, четвертая глаза уж готова.

      Браун (равнодушно). да?

      Ганс. Посмотри: вот рукопись. Двенадцать страниц одних источников. Разве это не труд? Уверяю тебя: старикам придется призадуматься, натяну всем хороший нос.

      Браун. Воображаю только?

      Ганс. Посмотри, например (перелистывает рукопись), здесь я нападаю на Дюбуа-Реймона.

      Браун. Ты не вздумай мне читать. Я не расположен, в другой раз.

      Ганс (покорным тоном). Ну, конечно. Да я и не собирался. Я хотел только… (Вздыхая кладет рукопись обратно в шкап).

      Катя. Успокойся, успокойся, Ганс.

      Ганс. Но, Катя, я спокоен.

      Катя.