Одинокие люди. Герхард Гауптман

около стола). Впрочем, подобные крестины представляют большой интерес.

      Катя. Смотрели-ль вы на Ганса?

      Браун (быстро). Он очень волновался. Я все время боялся, не вышло бы чего. Думал, он вмешается в речь пастора, Вышла бы пренеприятная история.

      Катя. Ах, нет, г-н Браун.

      Браун. Знаете, теперь я почти доволен. Может быть я когда-нибудь нарисую нечто подобное. Замечательно тонкая вещь.

      Катя. Вы говорите серьезно?

      Браун. Если бы это изобразить, на многих повеяло бы от такой картины атмосферой, полной тяжелых воспоминаний… Подумайте, это смесь белого вина, печенья, нюхательного табаку и восковых свечей… Нет, это просто умилительно, это многим напомнит юность…

      (Ганс Фокерат выходит из кабинета. Ему 28 лет. Среднего роста, белокурый. Умное, в высшей степени подвижное лицо. Беспокойные движения. Безукоризненный костюм: фрак, белый галстук, перчатки).

      Ганс (вздыхает. Снимает перчатки).

      Бгаун. Ты кажется совсем растаял.

      Ганс. Право, не знаю. А как с обедом, Катюша?

      Катя (нетвердым голосом). Я думаю… на балконе?

      Ганс. Как? Там уже накрыто?

      Катя (робко). Разве тебе не нравится? Я думала…

      Ганс. Не бойся, Катя. Я тебя не съем. Право, это ужасно неприятно.

      Катя (стараясь говорить твердо). Я велела накрыть на воздухе.

      Ганс. Ну, конечно; так будет лучше. Точно я людоед какой-нибудь.

      Браун. Не ворчи.

      Ганс (обнимает жену, добродушно). Это верно, Катя. Ты ведешь себя так, как будто я домашний тиран, второй экземпляр дяди Отто. Отучись ты от этой манеры.

      Катя. Ты так часто раздражаешься…

      Ганс (снова горячо). А если бы и так, не Бог знает, какая еще беда! Защищайся и ты! Я не могу совладать со своим характером, а ты не давай себя в обиду. Я не знаю, что может быть противнее такого терпеливого, святого отношения…

      Катя. Не волнуйся понапрасну, Ганс, об этом и говорить-то не стоит.

      Ганс (с жаром и быстро). О, о! Ты очень ошибаешься. Я нисколько не волнуюсь, ни капельки… По вашему – я постоянно сержусь… удивительное дело! (Браун хочет говорить). Ну, хорошо. Конечно, вы лучше меня это знаете. Довольно! Поговорим о чем нибудь другом… Ах, ну да, ну да!..

      Браун. Вечные вздохи в конце-концов и надоесть могут.

      Ганс (хватается за грудь и морщится от боли). Ох!

      Браун. Что с тобой?

      Ганс. Ничего особенного. Старая история. В груди кольнуло.

      Браун. Опять колет!

      Ганс. Мне не до шуток. Ох. ох.

      Катя. Ах, Ганс, не пугайся. Ведь ничего опасного нет.

      Ганс. Ну да, особенно, когда два раза перенес воспаление легких.

      Браун. И это еще офицер запаса!

      Ганс. А что-ж мне с того?

      Браун. Старый ипохондрик. Не говори глупостей. Съешь что-нибудь. Проповедь сильно разволновала тебя.

      Ганс. Откровенно говоря, Брео… Ты так отзываешься о крестинах…