Синие стрекозы Вавилона. Елена Хаецкая

и иным священным и полезным дням. К участию в них допускались лишь высшие посвященные орфического культа, в первую очередь – Верховный Жрец и Верховная Жрица. Слияние мужского и женского начал, символизирующее, кроме всего прочего, неразрывное единство руководства Оракулом, было необходимым элементом функционирования всей системы.

      Преодолевая последний лестничный пролет, Пиф уже издалека почуяла густой аромат благовоний. Из-за неплотно закрытой тяжелой двери, обитой медью, выплескивалась музыка – то взрыдывая, то шепча, то истерично визжа, то вдруг разливаясь нежнейшими трелями.

      Пиф потянула на себя дверь и, замирая, ступила в Покои.

      Она увидела круглый зал. Ротонду. Посреди ротонды стояло низенькое ложе. Оно покоилось на львиных лапах, искусно вырезанных из черного дерева и инкрустированных перламутром и слоновой костью. Ложе было застелено пурпурными покрывалами. Пиф хватило мгновения, чтобы понять, что пурпур настоящий, не синтетический.

      Кроме ложа, в комнате имелся столик, на котором помаргивал красным огоньком музыкальный центр, исторгающий из четырех колонок сразу ту самую дивную музыку, что так поразила непосвященную жрицу.

      Повсюду были разбросаны фрукты, мраморный пол был скользким от давленого винограда. В изголовье ложа на специальной подставке имелись бесчисленные кубки и стаканы, полные вина. Кубки в виде напряженного мужского члена, чаши в виде женских грудей, стаканы в форме смеющихся рогатых сатировских голов, сосуды в форме пляшущих исступленных менад…

      По стенам, истекая кровавыми слезами, горели в подсвечниках красные ароматические свечи.

      Пиф едва не задохнулась. Она остановилась посреди комнаты, недоумевая.

      – Сними обувь, потаскуха! – резко приказал женский голос. Пиф быстро наклонилась, расстегивая босоножки. Липкий давленый виноград тут же неприятно дал себя знать под босой ступней.

      Верховная Жрица сидела у самой темной стены ротонды на низеньком сиденье, вроде табуреточки. Пиф только сейчас разглядела ее. Темные одежды скрадывали фигуру Верховной, почти растворяя ее в полумраке.

      – Ну, – проговорила Верховная Жрица, обращаясь явно не к Пиф, – ЭТУ ты, надеюсь, трахнуть в состоянии?

      Рядом, на такой же скамеечке, зашевелился Верховный Жрец.

      – Гм… – протянул он неопределенно. Видно было, что он всматривается в ту, которая только что вошла.

      От растерянности Пиф потеряла дар речи.

      А Верховная сказала ей:

      – Разденься.

      Пиф сняла с волос жреческое покрывало. Расстегнула пряжки на плечах. Одеяние упало к ее ногам, безнадежно пачкаясь в виноградном соке.

      – Ну!.. – настойчиво подгоняла ее из темноты Верховная Жрица.

      Пиф расстегнула бюстгалтер, вылезла из трусиков, оставшись только в очках.

      Верховная Жрица снова повернулась к Верховному Жрецу:

      – Ну так что? ЭТУ будешь? Или у тебя вообще уже не встает?

      Верховный Жрец разглядывал голую женщину и молчал. Пиф медленно покрывалась потом в душном помещении, пропитанном