Синие стрекозы Вавилона. Елена Хаецкая

Тетку Кандиду сюда! – повелела Пиф.

      – Невозможно, голубчик… Служительницам такого ранга вход в медицинский корпус строжайше…

      – Нет! Тетку Кандиду мне! Хочу, чтоб Кандида прислуживала! – капризно проговорила Пиф, норовя запустить в сестру больничным тапком. – Ну!..

      Сестра, которой настрого было приказано потакать всем капризам этой жрицы, поспешно выскользнула из комнаты и прикрыла дверь.

      «Дурраки…» – рычало чрево Вавилона.

      Пиф взяла с белого пластмассового подноса чашку. Крепчайший кофе. Таких чашек она выпивала в день не менее трех. Сестра пыталась протестовать, но Пиф закатила первосортную истерику.

      (Истерика Жреческая Первосортная: "МНЕ ПОСМЕЛИ ПЕРЕЧИТЬ? МНЕ – ПОСМЕЛИ – ПЕРЕЧИТЬ? – М Н Е… – П О С М Е Л И… и так далее, по нарастающей, покуда у дерзкого не сдадут нервы, ибо у пифии, закатывающей Истерику Жреческую Первосортную, нервы как канаты).

      После этого сестра смирилась.

      И вот, не дожидаясь взрыва, едва лишь уловив первые нотки ИЖП в голосе Пиф – что уж скрывать, и без того довольно визгливом, – сестра побежала за этой неопрятной теткой Кандидой, которая моет полы в рабском бараке и у младшей жреческой обслуги и от которой вечно разит потом и хлоркой.

      Пиф как раз допивала вторую чашку, когда тетка Кандида явилась. Вернее, так: сперва показалсь сестра, губы поджаты, лицо смертельно обиженное, голос уксусный:

      – Я привела вам эту Кандиду, голубчик, как вы и просили.

      – Спасибо.

      Пиф подпрыгнула на широкой мягкой постели, разворошив скользкие шелковые подушки. Взметнула белоснежный пеньюар, вскочила.

      – Спасибо!

      Сестра исчезла. Вместо нее боком протиснулась в дверь громоздкая тетка Кандида. Как была, в синем халате. Ибо Пиф велела – НЕМЕДЛЕННО! Сестра и притащила старуху – НЕМЕДЛЕННО!

      – Как же так, барышня, – укоризненно заговорила тетка Кандида, – от дел оторвали, даже переодеться не дали…

      – И не надо, не надо переодеваться, – поспешно сказала Пиф. – Входи, да дверь затвори как следует.

      Тетка Кандида повиновалась.

      – Ну, – совсем уж неприветливо молвила она, – зачем звали-то, барышня?

      – Что в городе происходит? – жадно спросила Пиф, раскачивая пружинный матрас.

      – Для того, что ли, звали, чтобы я вам, значит, про безобразие это рассказывала?

      – Да, да. Что там грохочет с утра?

      Тетка Кандида с подозрением поглядела на Пиф – не посмеяться ли задумала младшая жрица. Все они с тараканами в голове, а эта так вообще бешеная.

      Но Пиф была совершенно серьезна.

      – Ну, говори же. Меня тут взаперти держат, пока я болею после транса…

      Тетка Кандида придвинулась ближе и прошептала:

      – Бунт, барышня. Настоящий бунт. Эти-то, богатеи из нынешних, власть всю забрали и народ давят, будто виноград на винодельне… Ну вот. А прежние-то владетели, допотопные, которых нынешние всех их богатств лишили и в нищее состояние ввергли, – они-то за народ. И народ за них биться пошел. Старые-то, ну, мар