Из глубины. Избранные стихотворения. Илья Рейдерман

был дан свой час.

      Свой трезвый час средь дня иль ночи.

      И странно открывались очи,

      и свет, и тьму сосредоточив

      в себе. И мир был без прикрас.

      Всё – словно в первый день творенья,

      без глянца. Разворот работ.

      И совесть строгий счёт ведёт

      приметам едким запустенья.

      Счёт недоделок и пустот.

      Как бы вращались жернова

      из очень твёрдого металла,

      и оправданий не хватало,

      и обращались в прах слова,

      и суть от формы отлетала.

      Всё было неприкрыто, голо,

      всё беспощадно, как во сне.

      Ты всё, душа, перемолола?

      И правда грубого помола —

      лишь горсть одна – на самом дне…

      «Открыть себя – как в мир открыть окно…»

      Открыть себя – как в мир открыть окно.

      И это в детстве было: не уменье,

      а первый дар – быть с жизнью заодно

      и повторять в себе её движенье.

      Но как же уберечь нам этот дар

      от взрослой недоверчивости нашей?

      Кто детство потерял – тот слишком стар.

      Его душа содержится под стражей.

      Не может он – рассудку вопреки —

      летать во сне и наяву решиться

      вдруг уподобить крыльям две руки,

      чтоб к небесам, как птица, причаститься…

      Но человек касается небес

      ладонью, от земных работ шершавой,

      и все не верит мысли слишком здравой.

      И всё шумит, шумит в нём детства лес…

      Эхо света

      Как тонкой нити звука нет конца —

      есть эхо, отзвук и преображенье,

      так солнца луч, коснувшийся лица,

      во мне самом отыщет продолженье.

      Ты, эхо света, помысел ли, звук

      нечаянно сорвавшегося слова?

      Ты – тайны и признания испуг

      перед определённостью земного

      существованья. Бродишь в глубине

      под оболочкой каждого предмета,

      глухим волненьем отзовясь во мне,

      как жажда продолженья, эхо света!

      Трудись, душа, стремясь соединить

      всё то, что жизнь дала и обещала,

      держа в руках существованья нить,

      тот лучик без конца и без начала.

      «Мне этот город преподал урок…»

      Мне этот город преподал урок.

      Самим собой быть – вовсе не заслуга!

      Сам по себе небесный свод глубок

      и солнце – ярко, и листва упруга.

      Сама собою южная весна

      вошла в деревья, переулки, лица…

      В ее щедротах мне не заблудиться.

      Она – и небо, и земля – она.

      Как разобрать мне этот росчерк в небе

      ветвей, летящих смело в вышину?

      Как суть понять? Я сам – зеленый стебель,

      вдруг ощутивший тяжесть и длину.

      И как весна, как этот город жаркий,

      – пишу себя, порвав черновики.

      Правдиво. Безоглядно. Без помарки.

      Еще не зная будущей строки.

      «Весна еще гадает – снег ли, дождик…»

      Весна еще гадает – снег ли, дождик

      наслать, иль солнцем подсветить слегка.

      Она