Красные волки, красные гуси (сборник). Мария Галина

хотелось сказать: «Я здешний ворон», и я с трудом подавил истерический смешок.

      – Светомаскировку почему нарушаем? Окна почему не зашторены?

      Тут только я сообразил, что меня тревожило, пока я шел к библиотеке ночными переулками. Темнота.

      Не светилось ни одно окно.

      – Не понял, – сказал я, – мы что, уже воюем?

      – Еще нет, – сказал парень сквозь зубы, – это учения, урод. Сейчас пройдем в районный штаб ГО, и тебя доходчиво познакомят с текущим международным моментом…

      Говоря это, он повернул выключатель, и свет погас. Светился только потайной фонарик и теперь – из темной комнаты, я смог разглядеть лицо девушки.

      – Лиля, – сказал я.

      Она была в гимнастерке, на рукаве красная повязка, талия перетянута ремнем, волосы убраны под косынку. Неудивительно, что я ее сразу не узнал.

      – Ты его знаешь? – обернулся к ней парень.

      – Да, – Она качнула фонарем. – Он у тети Вали живет. Племянник ее, что ли. Оставь его, Леха, он безобидный. Просто больной на голову. Плавает каждое утро по три часа, чес-слово. Тренируется.

      – А если бы это была боевая тревога? – не мог успокоиться ее спутник.

      – Ну, тогда бы и разобрались. По законам военного времени. А сейчас чего? В штаб его тащить? Так штаб отсюда в трех кварталах…

      – Ладно. – Парень махнул рукой и направился к выходу. – Твое счастье, малый. Только свет больше не зажигай, слышишь?

      – Ладно, – в свою очередь ответил я.

      Я хотел еще что-нибудь сказать Лиле, ну вроде что я все понимаю и не держу на нее зла или, напротив, что я ненавижу ее и буду ненавидеть вечно, но она уже простучала каблучками по железным ступенькам и исчезла во тьме.

      Я на ощупь вытащил ящичек с читательскими формулярами. Ничего не было видно, поэтому я поднес его к окну. Светила почти полная луна – в ее свете я нашел букву «П», извлек читательскую карточку Покровского и, поворачивая ее то так, то эдак, чтобы слабый лунный луч высветил чернильную запись, нашел его адрес. Он жил на Канатной – не так уж далеко отсюда.

      Я оставил картотеку на подоконнике и выбежал, чуть не забыв запереть за собой дверь.

* * *

      Видимо, учения уже окончились, потому что во дворе дома стоял грузовик с включенными фарами и какие-то люди кряхтя поднимали в кузов что-то тяжелое. Сначала мне показалось, что это гроб, но потом я понял, что грузят пианино. Оно лаково блестело в лунном свете. Почему ночью? Я решил не ломать над этим голову, а, разглядев эмалевую табличку с номерами квартир над дверью парадной, взбежал на третий этаж. Несколько раз я нажимал на кнопку звонка под фамилией «Покровский» – были и еще кнопки и еще таблички с фамилиями, – мне показалось, что звонок не работает, и я все жал и жал, пока дверь не приоткрылась на длину цепочки.

      – Я же сказал, к пяти утра, – недовольно буркнул Покровский.

      – Борис Борисыч! Это я, Алик!

      – А! – Он отстегнул цепочку. – Заходи.

      Я зашел в темный коридор (свет он включил, но накал был опять никакой), и перевел дыхание.

      – Все