Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь. Андрей Валентинов

когда у тебя есть друзья!

      – Наговорились, драчуны?

      Это тетя Эвадна – мама Сфенела. Все говорят, что она очень красивая. Поэтому дядя Капаней – «счастливчик».

      – И вовсе мы не наговорились! – возмущается Сфенел, но тетя Эвадна уже берет его за руку. Капанид потирает разодранное ухо.

      – Я скоро встану, – повторяю я. – Мы им всем дадим! Так и передай этому Алкмеону. И пусть не ходят к нашему храму. И в бабки там не играют!

      Сфенел хмурится, и я понимаю, что синяк под его глазом – не последний.

* * *

      Я сплю. В горнице темно, даже светильник погас. Мне снится мама. Мне снится ее голос.

      – Я сделала, что могла, Ойнид. С ним все будет в порядке.

      С кем она говорит? Ойнид – это мой папа. Он Ойнид, потому что его папа – Ойней. Так называют друг друга взрослые.

      (Взрослые – и мы со Сфенелом. Поэтому он – Капанид, а я – Тидид. Когда старшие это слышат, то смеются. Ну и пусть смеются!)

      – Я могу забрать его отсюда. На Пелион или на один из островов. Если хочешь – и тебя тоже. Там нам не нужно будет скрываться…

      Где же папа? Почему я не слышу его голоса? Ах да, я же сплю! Мне просто снится мама.

      – Зачем тебе этот город, Ойнид? Думаешь, Адраст поможет тебе вернуться в Калидон? Поможет отомстить? Кому? Твоему же отцу? Уедем отсюда!

      Я не хочу уезжать. И папа, кажется, тоже. А мама… Неужели она плачет? Моя мама никогда не плачет!

      – Ты ничего не сможешь сделать, Ойнид! Семья… Семья помнит обо всех – обо всех таких, как наш мальчик. Боюсь, ОНИ уже догадались. Отец… МОЙ отец не хочет, чтобы в Номосе остался хотя бы один человек с НАШЕЙ кровью в жилах…

      Мне становится страшно. Зачем мама говорит такое? Зачем мне это снится?

      – Ты ведь знаешь, Ойнид, что МОЙ отец никого не прощает!

      Выходит, у моей мамы тоже есть папа? Значит, он мне дедушка? Но почему тогда?..

      – Да, и Акаст погиб. И Орфей. И Дедал. И Ясон. А Геракл собирается воевать с Авгием. И вы тоже собираетесь воевать! Понимаешь, Ойнид? Скоро в Номосе не останется никого. Отец сказал, что вы уже не нужны. И наш мальчик…

      Мамин голос становится тише, тише…

      Умолкает.

      Я засыпаю уже по-настоящему, но даже во сне – глубоком, без сновидений – продолжаю удивляться. Почему молчал папа? Что такое Номос? Что за Семья такая у мамы?

      И почему мамин папа хочет убить меня?

* * *

      Они все-таки переступили границу!

      – Феласги! Феласги! Феласги идут!

      Ферсандр скатился вниз, едва не упал, ухватился рукой за кривой ствол кизила, глотнул горячий летний воздух.

      Выдохнул.

      – Алкмеон своих фривел! Их там десять… Твенадцать!

      «Твенадцать» – это «двенадцать». А «фривел», понятное дело, «привел». Это он по-беотийски, потому что дядя Полиник, его папа, из Беотии. А по-ихнему – из «Виофии».

      Ну а «феласги» – это пеласги. Те самые.

      Ферсандру страшно. Он совсем маленький, даже ниже меня. И дерется плохо. И еще он очень худой. Как его папа. У дяди Полиника есть еще два мальчика.