Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь. Андрей Валентинов

– на миг, всего на один миг. Амфилох не должен драться, он взрослый. Он может драться, если бы с нами тоже были взрослые, хотя бы один.

      – Что, хитон намочил? Ну, ударь меня, Диомедик, ударь! Ударь, Собака этолийская!

      Дурная Собака – это обидно. А этолийская – еще хуже. За такое полагается обижаться. Обижаться – и морду бить!

      Меня тянут за руку. Сфенел? Да, это он. Капанид помнит правило: взрослый не может тронуть маленького. Не может – если тот не начнет первый. А вот тогда…

      Смех – презрительный, обидный. Алкмеон смотрит прямо на меня, дергает губой своей заячьей (во урод!), рука подбрасывает меч…

      Р-раз!

      – Плюнь на этого засранца, брат! Что он, что его отец!..

      Чернота плещет в глаза. Они… Они не смеют говорить о папе!

      Амфилох тоже смеется – еще гаже, еще обидней. Смеется, щерится.

      – Эти этолийские недоноски только коз могут портить! Что, Диомедик, твой папочка небось всех козлов в Калидоне разом заменял? Потому и мамочка твоя не выдержала – сдохла?

      Мама!!!

      …Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.

      Тихо-тихо.

      Тихо…

      Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух…

      Плещет, плещет…

      – Держите! Держите!

      Кого держать?

      Рука сама собой сжалась в кулак, дернулась – наугад, не глядя…

      – Тидид!!!

      Остановил не голос – глаза. Никогда у моего друга Сфенела Капанида не было такого взгляда.

      – Тидид… Ты… Не надо!

      И тут я опомнился. Опомнился, удивился. И сразу же захотелось спросить: «Почему?». И не одно «почему» – много.

      Почему так болит рука? И палец?..

      Почему Капанид держит меня – и не за локоть, не за плечо – за горло, боевым захватом, который нам обоим показал дядя Эгиалей? Почему Ферсандр… Ну, это я потом узнаю. Но вот почему Амфилох?..

      – Ж-жив? Он ж-жив?

      Странно, я никогда не слышал, чтобы зазнайка Алкмеон заикался! Я никогда не видел…

      …Видел! Такое лицо было у соседского мальчика, которого в прошлом году взял к себе Гадес. Мальчика звали Эгиох…

      – Т-ты! Этолийская сволочь! Ты убил его! Убил!

      Кто убил? Кого? Я настолько удивляюсь, что даже забываю обидеться.

      – Да позовите кого-нибудь, позовите! Эй, сюда! Отец! Папа-а-а!

      Антистрофа-I

      Я не понимаю. Я ничего не понимаю.

      Когда они собираются вместе – папа, дядя Капаней и дядя Полиник, – горница (большая, на стенах рисунки – птички красные и желтые) сразу же становится маленькой. Дядя Полиник садится в левое кресло, папа – в правое, а дядя Капаней – на скамью. Обычно он смеется и говорит, что подходящее кресло для него еще не сработали. Но сегодня он не смеется.

      Не смеется и дядя Эгиалей. Он – четвертый. Кресла ему не досталось, скамьи – тоже. Это неправильно! Дядя Эгиалей – сын дедушки Адраста. Мой дедушка – ванакт, а дядя – будущий ванакт. Когда он приходит, ему