Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь. Андрей Валентинов

Маленький, еле заметный, словно кто-то зажег светильник на самом гребне волны. Еще один, еще!

      …Как тогда, когда мы пошли охотиться за гидрой…

      – Ты плавал по морю, Эриний? Говорят, ночью весла светятся…

      – Иногда, ванакт. А если буря, то светятся даже мачты.

      Я невольно вздрогнул. Великие боги! Ночью плавать еще не доводилось. Только на рассвете, когда мы с дядей Эгиалеем переправлялись через Калидонский залив. Тогда стоял туман… Нет, я, конечно, не боялся. Ну а ежели и побаивался, то не очень.

      (Или это мне сейчас так кажется?)

      – Говорят, люди делятся на тех, кто жив, кто мертв, и тех, кто плывет по морю?

      – А тех, кто плывет, отделяет от Аида только толщина доски, – охотно отозвался он.

      Странно, псообразный винопийца явно трезвел. Ага, вот и за кифару взялся. Ну, сейчас воспоет!

      Кифара долго не хотела вылезать из сумки. Наконец звякнула струна, затем другая.

      – Твое войско впервые выходит в море, ванакт? Теперь ясно, о чем придется петь. Слыхал такую?

      Струны вновь звякнули. Нет, уже не звякнули – запели, чисто, красиво. Вот Дий Подземный! Ведь может, пьяница!

      – Пойми, кто может, буйную дурь ветров!

      Валы катятся – этот отсюда, тот

      Оттуда… В их мятежной свалке

      Носимся мы с кораблем смоленым.

      Зачем страшиться моря? Как морок злой,

      Пройдет морозный холод предутренний,

      Нам бы на борт взойти скорее —

      В руки кормило, подпоры вырвать.

      И от причала прочь повернуть корабль

      Навстречу ветру. С легкой душой тогда

      Мы предавались бы веселью, —

      То-то бы пить и гулять на славу!

      Струна нерешительно застонала… Умолкла…

      Здорово поет! Странно, только что и лыка не вязал!

      – Это пойдет, – усмехнулся я. – Как буря начнется, запоем хором. А меня воспевать не надо. Договорились?

      Отвернулся, долго возился с кифарой.

      Выпрямился.

      – Нет, ванакт. Не договорились. Воспевать тебя, так и быть, не стану, а вот спеть о тебе… Это придется. Ведь дело не в тебе самом.

      Тут уж я задумался. Не во мне? Да, пожалуй. Не во мне. И даже не в Агамемноне с его мечтой о Великом Царстве от песков эфиопских до льдов гиперборейских.

      – Ты хочешь сказать, Эриний, что наш поход изменит мир?

      Он ответил не сразу. Наверное, тоже думал.

      – Уже изменил, ванакт Диомед! С чем бы вы ни вернулись, жизнь больше не будет прежней.

      Я кивнул, соглашаясь, и внезапно понял: мы оба с ним трезвы.

* * *

      – Кто ты, Эриний?

      – Изгнанник. Как твой отец. Как и ты сам.

      Дальше спрашивать не стоило. Дорогой, шитый серебром фарос, сбитые сандалии – и гордость, не позволяющая просить подаяние. Наверное, таким был мой отец, когда вошел в Микенские ворота славного города Аргоса. Хотя нет, отец был в доспехах. Во всяком случае, таким его запомнил дядя Эгиалей. И другие запомнили.

      – И все-таки, – не удержался я. – Почему ты стал аэдом?

      – А