Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь. Андрей Валентинов

иначе.

      – Ты меня тоже извини, Амфиарид. Я… Я не хотел. И насчет пеласгов, и насчет… Я просто реку увидел.

      – Знаю.

      Амфилох морщится, поглаживает бок. Я тут же вспоминаю – у него же ребро сломано! Правда, не три – одно, но все же.

      Мне немножечко стыдно. Ребра ломать нельзя. Ведь мы же не враги. Мы – родичи, дядя Амфиарай – брат дедушки Адраста. Двоюродный, но все же брат.

      – Знаю. Мне отец объяснил. У тебя это, как у Геракла. И как у твоего отца.

      – А что у них такое?

      Папа мне так и не объяснил. И дядя Полиник не объяснил.

      Амфилох медлит, зачем-то оглядывается.

      – А ты… А ты не обидешься?

      Я задумываюсь, наконец качаю головой.

      – Не обижусь. Ведь ты мне расскажешь, чтобы я знал, а не чтобы обижался.

      Мы поднимаемся выше, садимся на неровные, теплые от солнца ступени. Амфилох не спешит.

      – Понимаешь, Тидид, – наконец начинает он. – Человек… Он не виноват, если болен. А особенно, если болезнь послали боги.

      Я киваю. Не виноват, конечно. Вот дядя Эмвел, брат дяди Эгиалея, так больным и родился. Но он очень хороший, его любят. Даже больше, чем дядю Капанея.

      – Говорят, Геракла преследует Гера. Она насылает безумие. Ты слыхал, Геракл ведь детей своих убил? И племянников…

      – Врешь!

      «Врешь!» – это я просто так. Почему-то я верю Амфилоху. Но как же такое может быть?

      – А сейчас он, говорят, совсем из ума выжил. Никого не узнает, с даймонами разговаривает…

      «Я его, Геракла, сфрашивал, когда он еще пыл… Ну, вы понимаете».

      «Не сравнивай. Не дай Зевес, чтобы мальчик стал таким же!»

      Вот о чем говорили папа и дядя Полиник!

      – Но… Но мой папа… Он не такой. Не такой! Не такой!

      Это все неправда. Папа не убивает детей!

      – А ты знаешь, за что его изгнали из Калидона?

      Любопытство щекочет ноздри. А действительно, за что? Плохие родичи напали на моего папу, он защищался…

      А как же дедушка Ойней? Почему?

      Нет, не хочу. Лучше сам у папы спрошу!

      – Изгнали – и изгнали. – Я отворачиваюсь, смотрю в сторону. – Ну, ладно, Амфиарид, мир?

      – Мир!

      Жмем руки – тоже по-взрослому.

      – А своим пеласгам… то есть скажи своим, что на нашу улицу они могут приходить, но пусть сначала спрашивают. И в бабки пусть у храма не играют! А драться будем по правилам. Как полагается.

      – Драться? – Голос Амфилоха звучит как-то странно. – А вот насчет драться…

      – Он сказал, что со мной драться больше никто не будет. Никто! Родители запретили. И дедушка Адраст запретил. Если драка, я должен стоять в стороне – как взрослый, а иначе будет не по правилам.

      Сфенел не отвечает. Сопит.

      Думает.

      – Выходит, мы победили, а, Тидид?

      Не хочется огорчать друга, но…

      – Так теперь же вы двое будете против всех!

      – Верно…

      Безопасность нашей любимой улицы под угрозой. Если со мной не станут драться, Алкмеон приведет своих пеласгов…

      – Правда,