Кому на Руси жить хорошо (сборник). Николай Алексеевич Некрасов

группа, любимых тогда,

      Со мной дружелюбно простилась:

      Тут были Одоевский, Вяземский: был

      Поэт вдохновенный и милый,

      Поклонник кузины, что рано почил,

      Безвременно взятый могилой.

      И Пушкин тут был… Я узнала его…

      Он другом был нашего детства,

      В Юрзуфе он жил у отца моего,

      В ту пору проказ и кокетства

      Смеялись, болтали мы, бегали с ним,

      Бросали друг в друга цветами.

      Всё наше семейство поехало в Крым,

      И Пушкин отправился с нами.

      Мы ехали весело. Вот наконец

      И горы, и Черное море!

      Велел постоять экипажам отец,

      Гуляли мы тут на просторе.

      Тогда уже был мне шестнадцатый год.

      Гибка, высока не по летам,

      Покинув семью, я стрелою вперед

      Умчалась с курчавым поэтом;

      Без шляпки, с распущенной длинной косой,

      Полуденным солнцем палима,

      Я к морю летела, – и был предо мной

      Вид южного берега Крыма!

      Я радостным взором глядела кругом,

      Я прыгала, с морем играла;

      Когда удалялся прилив, я бегом

      До самой воды добегала.

      Когда же прилив возвращался опять

      И волны грядой подступали,

      От них я спешила назад убежать,

      А волны меня настигали!..

      И Пушкин смотрел… и смеялся, что я

      Ботинки мои промочила.

      «Молчите! идет гувернантка моя!» —

      Сказала я строго. (Я скрыла,

      Что ноги промокли)… Потом я прочла

      В «Онегине» чудные строки.

      Я вспыхнула вся – я довольна была…

      Теперь я стара, так далеки

      Те красные дни! Я не буду скрывать,

      Что Пушкин в то время казался

      Влюбленным в меня… но, по правде сказать,

      В кого он тогда не влюблялся!

      Но, думаю, он не любил никого

      Тогда, кроме музы: едва ли

      Не больше любви занимали его

      Волненья ее и печали…

      Юрзуф живописен: в роскошных садах

      Долины его потонули,

      У ног его море, вдали Аю-Даг…

      Татарские хижины льнули

      К подножию скал; виноград выбегал

      На кручу лозой отягченной,

      И тополь местами недвижно стоял

      Зеленой и стройной колонной.

      Мы заняли дом под нависшей скалой,

      Поэт наверху приютился,

      Он нам говорил, что доволен судьбой,

      Что в море и горы влюбился.

      Прогулки его продолжались по дням

      И были всегда одиноки,

      Он у́ моря часто бродил по ночам.

      По-английски брал он уроки

      У Лены, сестры моей: Байрон тогда

      Его занимал чрезвычайно.

      Случалось сестре перевесть иногда

      Из Байрона что-нибудь – тайно;

      Она мне читала попытки свои,

      А после рвала и бросала,

      Но Пушкину кто-то сказал из семьи,

      Что Лена стихи сочиняла:

      Поэт подобрал лоскутки под окном

      И вывел всё дело на сцену.

      Хваля переводы, он