Ели халву, да горько во рту. Елена Владимировна Семёнова

Василь Васильича Романенко находился аккурат рядом с церковью Успенья и старым погостом. Овчаров перекрестился, вошёл вслед за дворником в подъезд, поднялся по тёмной лестнице. Неожиданно провожатый достал ключ, отпер одну из дверей и пригласил:

      – Милости прошу, господин инкогнито!

      – А где же Василь Васильич? – обомлел Илья Никитич.

      – Улицы метёт, – рассмеялся «дворник», отклеивая бороду, снимая белый фартук и переступая через порог.

      Овчаров прошёл вслед за хозяином на небольшую кухню, где последний опустился на стул и, закурив, предложил гостю:

      – Присаживайтесь.

      – Спасибо… – растерянно отозвался Илья Никитич, садясь и пряча под стол свои сапоги.

      – Может, вы всё-таки представитесь?

      – А… Да, извините. Илья Никитич Овчаров. Агент сыскной полиции Коломны.

      – Коломны? – присвистнул Романенко. – Не бывал. Каким же ветром вас занесло в Первопрестольную, Илья Никитич?

      – Так я уж вроде рассказал…

      – То вы дворнику рассказывали, а то мне.

      – Вы в самом деле большой чин имеете? – недоверчиво спросил Овчаров.

      – Ну, не шибко дюжинный, однако, и не малый, – улыбнулся Василь Васильич, приглаживая волосы. – По крайней мере, вся столичная агентура проходит через мои руки.

      – К чему ж тогда вам такой машкерад?

      – Вы про дворницкую справу? Это, скажем так, дань прошлому и привычка. Я с первого дня работы в сыскном ведомстве всякое утро с Бассейни начинаю. Нет более информированных людей в Москве, нежели дворники. Да вы ж и сами с них начали.

      – Что ж, Василь Васильич, вы нынче в добром духе? В ухо не дадите? – спросил Овчаров, обретая вновь уверенность.

      – Коли волынку тянуть не станете, а изложите мне кратко и понятно ваше дело, так не дам, – пообещал московский сыщик. – И не стесняйтесь вы так ваших сапогов, ей-Богу. Я ведь тоже с агентов начинал, по целому дню маковой росинки во рту не имел, сапоги сам чинил… Сказывайте да отправимся где-нибудь позавтракаем. Я, чёрт возьми, успел изрядно проголодаться после, как говорят в благородном обществе, утреннего променада.

      Илья Никитич вздохнул и, собравшись с духом, принялся излагать как можно более внятно суть своего непростого дела.

      По утрам в ресторации «Палермо» посетителей было немного. Лишь иные просиживали по нескольку часов, мелкими глотками цедя горячий чай с блюдец и утираясь полотенцами.

      – Корнбиф с рисом и фаршированный калач, – приказал Василь Васильич шустрому половому в крупных конопатинах. – Чай подай ямайский или любой какой.

      – Сей момент всё будет-с, господин Романенко.

      Овчаров опасливо порылся в кармане, явно опасаясь, что завтрак может оказаться чрезмерно дорогим, но Василь Васильич ободрил его:

      – Не волнуйтесь, Илья Никитич: я ведь привёл вас сюда, значит, я и плачу.

      История, рассказанная коломенским сыщиком, весьма заинтересовала Романенко. Слишком хорошо, несмотря на прошедшие годы, помнил он дело Анны Колывановой, с которого началась его собственная