Ели халву, да горько во рту. Елена Владимировна Семёнова

пригретую на груди змею, для чего завёз её в некое, пока неизвестное место и удушил, после чего, вероятно, для верности, нанёс ей в грудь два удара ножом. Оный нож, выпачканный кровью, был найден среди вещей Фёдора.

      И снова мучили Василь Васильича сомнения. Во-первых, где произошло убийство? Труп был сброшен в реку, и установить место трагедии не представлялось возможным. Во-вторых, в свой последний вечер, согласно показаниям очевидцев, Анна навещала мать. Обратно она, как водится, возвращалась пешком, но встретила какую-то даму и мужчину, которые усадили её в свой экипаж и увезли. Подробное описание дамы, в которой была опознана мадам Ульбрехт, дал наблюдавший сцену дворник, приметивший также, что девушка не хотела ехать с нею и согласилась лишь после долгих уговоров. Лейда Францевна подтвердила, что вместе со своим добрым другом, имя которого назвать не пожелала, подвозила свою ученицу на Малую Никитскую, где жил Фёдор с отцом и матерью. Однако соседи последних не видели Анны в тот день, как не видели и сами родители подозреваемого.

      Романенко готов был поклясться, что Лейда Францевна лжёт, но следователь отчего-то не желал копать землю глубже. Кандидатура безответного Фёдора на роль убийцы его вполне устраивала.

      Сам Фёдор вины своей не признавал и, кажется, был убит горем. Он утверждал, что не знал о тайной жизни своей невесты и ни за что не поверит в неё. И Романенко верил ему. Перед ним был простой парень, немного моложе его самого, похожий на ласкового телка, а не на жестокого убийцу. И все знакомые характеризовали Федю, как совершенно безобидное создание.

      – Он курицу-то зарезать не мог, жалел, а тут живого человека! – качали они головами.

      Начальство считало дело раскрытым, но втайне от него Василь Васильич продолжал вести своё расследование. Он опросил всех дворников, лавочников, мелких жуликов, нищих, гулящих девиц, извозчиков, чтобы выяснить хоть что-то, что могло бы пролить свет на тёмную историю. Романенко удалось найти извозчика, везшего в роковой вечер мадам Ульбрехт с её спутником.

      – Рассказывай, рассказывай, – теребил его Василь Васильич, подливая купленной «для развязки языка» водки. – Что за мужчина был с нею?

      – Дак ничего себе господин. Ростом пониже вас будет, одет хорошо. Бородка этакая, знаете ли, козлиная, стёкла на глазах.

      – Молодой? Старый?

      – Молодой, молодой. Хотя и сурьёзного вида, а молодой. Важный этакий. Дебелый да холёный. Из важных.

      – Как к нему обращалась дама?

      – Имени не называла. Всё «шерами» да «шерами». Шерамыжников развелось… Ащё благодетелем величала.

      – О чём они сговаривались, ты не слыхал?

      – Дак не прислушиваюсь я к чужим разговорам! Что мне до них? У меня в те дни баба родить должна была, шибко мучилась, так я об ней всё думал!

      – И совсем ничего не слышал?

      – Баба господину этому сказала: «Не волнуйтеся, всё будет, как договаривались!» А он ей: «Надеюсь. Цену-то вы заломили о-го-го!»

      – А девчушку где они подобрали?

      – Да